Токацин - Солнечный змей

— Сюда воды бы, — Фрисс отошёл от края, стараясь не ломать кусты, хоть в запоздалой осторожности уже и не было проку. — После дождя тут будет нормальный лес. Вот только камни торчат… но камни — это не страшно. Умел бы я колдовать…

Он подошёл к другому краю — там кусты росли реже, из-под листвы виднелись обломки расколотых плит. Речник отодвинул ветви, посмотрел вниз, на Нециса, вырезающего костяным ножом странные значки на базальте. Откуда-то тянуло холодом по ногам, чем дальше, тем сильнее. Фрисс поёжился, глянул под ноги — и охнул. Из расщелины в крыше, потеснив бурый высохший мох, тянулась тонколистная чёрная трава, туго скрученные поблескивающие бутоны качались на гранёных стеблях, зеленоватый туман клубился над ними.

Молния с оглушительным треском ушла в небо. Чёрная тень, на лету меняющая облик, мелькнула над камнями ещё до того, как ослепительно-белый разряд погас. Нецис, сбросив крылья, взглянул на чёрную кочку, резко выдохнул и до боли стиснул ладонь Речника.

— Илкор ан Хо" каан! Я знал, что ты найдёшь её, Фрисс. Я знал.

Из кустов встревоженно зафыркала Двухвостка.

— Мрря? — Алсаг, отмахиваясь хвостом от детёныша Квэнгина, протиснулся сквозь ветки и чуть не сунул нос в дымящуюся траву — Нецис едва успел поймать его за шкирку.

— Это она? — тихо спросил Фрисс, несмело протягивая руку к странному растению. Ледяная ладонь Некроманта легла на его плечо, отталкивая Речника в безопасные кусты.

— Илкор ан мен-эннуалур, — Нецис прижал руку к груди и склонил голову. — Это и есть чёрная трава, Морихийки. Ну что же, Фрисс… Думаю, ты потерял достаточно крови — яд должен был вытечь. Я осмотрю твои раны. Пока зелье варится, они, я надеюсь, успеют затянуться.

Фрисс не видел, как Некромант срезал чёрное растение, — как ни сжигало его любопытство, он просидел всё это время в кустах, шипя от боли в исполосованных руках. Царапины, прижжённые каменным лезвием, горели нещадно — гнилостный яд умрана следовало выжечь до того, как края порезов сомкнутся. Алсаг сидел рядом с ним, вылизанной лапой приглаживая шерсть на загривке и отмахиваясь от Асты. Детёныш Квэнгина, одной рукой держась за сброшенную Речником броню, ползал вокруг кота и пытался повиснуть то на нём, то на самом Речнике. Над поляной сверкал на солнце водяной шар, намоченные в нём повязки висели на шипах Двухвостки, и Фрисс думал, как приспособить широкую тряпку к носу Квэнгина, чтобы детёныш не задохнулся.

— Стрранное ррастение, — шевельнул хвостом Алсаг. — Его и соррвать-то непрросто… А со сторроны не скажешь, что оно такое стррашное. Тррава трравой.

— Слушай Нециса, Алсаг, — вздохнул Речник. — Он в таких вещах разбирается. Хорошо, никто из нас там не потоптался. С Флоны сталось бы пожевать такой травки.

Двухвостка скосила на него глаз и сердито рявкнула. Фрисс пожал плечами.

— Это всё, Фррисс? — хесский кот заглянул ему в глаза. — Теперрь наши стрранствия окончены, и мы веррнёмся на Рреку?

— Скоро вернёмся, Алсаг, — Речник потрепал его по загривку. — Скоро всё это закончится. Астанен, должно быть, не пустит нас больше в бой. А я хотел бы посмотреть на тварь, из-за которой всё это стряслось…

Он стиснул зубы и замолчал.

…Вязкая серая слизь покрыла изнутри большой горшок — Нецис тщательно размазал её по стенкам, прежде чем налить поверх неё воду и опустить сосуд в яму посреди кострища. Угли дышали жаром, снизу, из-под днища горшка, вылетали искры. Фрисс высыпал перед Флоной охапку свежих листьев — только еда и могла её отвлечь от сования носа в незнакомое варево и вернулся к огню. Алсаг лежал поодаль, сверкая глазами над широкой повязкой, свисающей ему на нос.

— Нецис, надень скафандр, — нахмурился Речник, глядя на Некроманта — тот, сдвинув в сторону мешающую ему повязку, рылся в тюках с припасами. — Зелье ещё вариться не начало, а уже воняет!

— Фрисс, хочешь — сам надень, — рассеянно отмахнулся колдун. Горка всякой всячины перед ним росла с каждой секундой — в одну кучу летели засохшие лепёшки, сушёная рыба и грибы, вялые черешки Чокры… Напоследок Нецис запустил руку во флягу с рассолом и вынул толстую многоножку. С тяжёлым вздохом он отправил её в кипящую воду и высыпал всё остальное следом.

— Вот так суп, — покачал головой Фрисс, помешивая в горшке и стараясь не потревожить слизь на дне. — Славное вышло бы варево, если бы не эта дрянь по стенкам. Нецис, на кой она там?

— Та-а, илкор ан Ургул… — Некромант покосился на багровеющее небо. — Когда глина разлетится вдребезги, зелье должно будет в чём-то удержаться. Этот горшок недостаточно прочен для этого процесса.

— Река моя Праматерь, — Фрисс прикусил язык, скрывая усмешку. Он видел уже сходные приготовления, и всякую всячину в бурлящем котле, и взрыв… «Ничего смешного,» — одёрнул он себя. «Так, верно, делают все алхимики, когда варят что-нибудь очень странное. Лучше мне смотреть и запоминать, если вовремя не научился…»

— Астанен будет рад, — хмыкнул он. — Если он не возьмёт тебя в войско, Нецис, это будет даже несправедливо. А ты не мало травы взял? Тзангол — существо немелкое, ему много яда нужно.

— Хватит и этого, — нахмурился Некромант. — Столько, чтобы отравить один клинок. Та-а, ассинхи… Войско к Тзанголу пойдёт, чтобы погибнуть. К нему надо подойти незаметно, подобраться к щупальцам… Не так много брешей в его броне, а времени у смельчака будет всего на один удар. Как твои руки, Фрисс? Жжение прекратилось?

— К утру всё зарастёт, — отмахнулся Речник. — Скверно всё это… Не знаю, кого Астанен пошлёт к Тзанголу, но…

Он поёжился. Имена и лица всплывали в памяти — все Речники, те, с кем Фрисс вместе сражался, те, кто помнил его юнцом, те, кого он сам видел с деревянными мечами учеников… «Вайнег бы побрал эту змею!» — нахмурился он. «Ни одной жизни я бы не отдал ей, ни одной…»

— Та-а… Мысли вашего Короля — его мысли, — покачал головой Нецис, заталкивая всплывшую жижу на дно горшка. — Он за них и отвечает. А пойду я.

Речник вздрогнул.

— Что?! Нецис, ты…

— Это яснее дня, Фрисс, — водянистые серые глаза не отражали ничего. — Я дрянной маг, но лучших не осталось. И когда я стану пеплом, некому будет его оплакивать. Вы, люди Реки, не должны умирать. Ваша Река без вас… я не хотел бы, чтобы она превратилась в нечто подобное.

Он кивнул на каменное крошево у подножия башни, на золу, присыпавшую древние камни, и сплетение хищных лоз поверх неё.

Речник судорожно сглотнул. Вечер был жарким, удушливо-знойным, но Фриссу вдруг стало зябко.

— Нецис, ты не говорил… Ты пойдёшь один? — слова и мысли путались и не складывались.