Фрейлина. Предотвратить - Тамара Шатохина

или способ избежать массовой смертности при любом хирургическом вмешательстве. Второе я могу предложить хоть сейчас… Но прошу вас, Ваше величество, - встала я со стула и присела, низко склоняясь…

- В чем дело? – вздернул тот рыжеватую бровь.

- В моем муже! Направляясь сюда, мы получили известие, что ему стало хуже – жар… прошу вас, разрешите нам ехать к нему. Это может быть вопрос жизни и смерти.

- Вы приложите к его лечению тот самый способ? – оживился монарх.

- Если еще не поздно. Я думать ни о чем больше не могу!

- Людвиг?

- Так и есть, Ваше величество, мы получили известие сразу по приезду, - мрачно признал папа.

- Пусть будет так, - встал Вильгельм из-за стола, - но разговор не окончен. Полагаю, на следующий мне следует пригласить еще и врачей?

- Лучше не нужно и я объясню вам при следующей встрече – почему? – мотнула я головой.

- Завтра… - начал он.

- Когда Фредерику станет лучше… пожалуйста.

- Ступайте, - раздраженно кивнул он, - Людвиг, докладывайте мне!

- Непременно, Ваше Величество…

Странный, сумбурный разговор почти ни о чем и скомканное прощание оставили после себя такое же странное послевкусие. Мы быстро возвращались к лестнице через залы, думая уже совершенно о другом. Молчали.

В расположение полка ехали потом с полчаса – недолго. Заскочив до этого за Дашей с ее сундучком и быстро переодевшись, я села в карету, ger Ludwig ждал там, прикрыв глаза.

Я ожидала вопросов, а может и допроса, но мужчина молчал. Опять промолчал всю дорогу. А я взволнованно прилипла к окну - мы выехали за город в предгорье, карета ползла по влажному после дождя лесу. Пар... или туман, поднимающийся от теплой земли, насквозь пронизывали косые солнечные лучи - к полудню чуть прояснилось.

Полк квартировался в двухэтажных каменных казармах угрюмого вида. Перед ними плац с марширующими военными, конюшни с ржущими и воняющими лошадьми и кухня, откуда доносились приятные запахи еды – близился обед.

Нас провели в одну из комнат небольшого здания, стоящего чуть в отдалении – лазарета. Провожал военный, встречал тоже… Кто из них врач?

Фредерик лежал в отдельной комнате и то ли спал, то ли был без сознания. Оказалось – второе…

Бледный до синевы, с неряшливо распущенными волосами на висках и с кровью, запекшейся на прокушенной губе, он был раздет полностью, как угадывалось под простыней.

Когда я положила прохладную руку ему на лоб, чуть слышно застонал. Я выдохнула в панике и повернулась к мужчине, застывшему в дверях.

- Его величество обеспокоен состоянием моего мужа и велел оказывать всяческое содействие новому лечению. Нам нужна кипяченая вода, щелок, место, где можно приготовить отвар… Дарья, что еще… ах! - вспомнив, я перевела текст Даше.

- Вымоем руки до скрипа, Даш… что потом?

- А и вымоем вначале, - жалостливо смотрела она на больного.

- Не смотри так, - сцепила я зубы, - это они тут коновалы, а ты сможешь. Дашенька, родненькая… что хочешь проси, - не выдерживали нервы. На этот момент остаться здесь одной без Фредерика казалось самым страшным из возможного. Я даже думать о таком не хотела!

Рана выглядела ужасно - длинная, воспаленная, с желтоватым гнойным налетом в глубине. Начиная с плеча, надрублен был кусок мышцы и порез этот… сантиметров двадцать длиной, сходил на нет ближе к локтю. Корпия, пропитанная кровью и гноем, фиксировалась к ране с помощью бинта. Ее частицы мне пришлось удалась пинцетом.

Я внутренне ужаснулась, представив через сколько рук она прошла в процессе изготовления. Прямой источник заразы поместили прямо на рану.

- Чистить будем, а может и вырезать по кусочку, - присела моя Даша после осмотра на табурет, - что же не сшили? – обратилась она к врачу.

Я перевела.

- Гнойные массы должны исходить свободно, я периодически промываю рану, - доложил сравнительно молодой мужчина в военной форме.

И вряд ли кипяченой водой…

- Даш… давай с нуля. С самого начала, как положено. Снять жар бы…

А дальше я без перерыва меняла холодные компрессы на его голове, а потом поила Фредерика, как собаку, заливая за щеку настой из коры ивы. Следовала гримаса и непроизвольное глотательное движение… и еще ложечку, и еще…

Я попробовала сама – это было немыслимо горько.

Даша тем временем почистила рану, промыла ее отваром «коровяка», или еще это растение называют «медвежьим ухом». Горсть сухих желтых цветов и бурых листьев проварила минут пять-семь в двух чашках воды, чуть остудила и основательно промыла порез, пока в стекающей воде почти не осталось крови. Прикрыв рану, взялась тереть морковку, которую принесли по ее просьбе. По моему требованию кипятились бинты…

Когда Фредерик проглотил всю горькую жидкость, я напоила его кипяченой водой. Чуть подсохшую рану она смазала морковным соком(?) и присыпала сухим порошком коровяка. Легко забинтовав рану, присела передохнуть.

Я оглянулась – в комнате никого, кроме нас, не было.

- Антонов огонь, да, Даша?

- Ну что вы, барышня? Запустили просто… Еще бы найти где колючее такое, горькое хуже полыни… «алой» либо «ранник» еще его зовут. С него «сабур» бы приготовила – неплохо заживляет.

- Спрошу, поищем. А что он без сознания?.. – как робот, меняла я быстро греющиеся повязки.

- Макового отвара давать не пришлось, - пожала плечами женщина.

Нормально, наверное – обычная профессиональная деформация. Сколько народу она за свой век вылечила? Можно только догадываться.

- Мазь из лапчатки гусиной у меня есть, но ее еще рано… Брусники бы ягоды… да где ж она здесь? Примочка с нее помогает, чтобы воспаления опять не случилось. Еще зверобой и тысячелистник нужно в нее добавить, но это у меня есть, а вот брусника…

К концу дня для нас нашли алоэ и обещали бруснику. Поставили еще койку у стены для Даши, мне обещали ночлег в соседней комнате. Когда и куда исчез папа, я не заметила, а вот доктор почти не отходил, наблюдая наши действия. Как и я, чему-то удивлялся… в связи с применением морковного сока даже возмущался.

Но его возмущение было ничто по сравнению с безразличной невозмутимостью Дарьи. Вечером, уже в сумерки, я отпустила ее поспать перед ночным дежурством. Высидеть всю ночь я изначально не бралась – не в моем положении. Была бы острая необходимость – другое дело.

Суета как-то резко прекратилась и стало тихо.

Даша прилегла на серое одеяло и