Тсалмот - Стивен Браст

смысла, и чувствуешь себя перевернутым вверх ногами и вывернутым наизнанку, и может, так оно и есть, потому что кровь приливает к голове, резко и быстро, до боли, только вот потом я снова оказываюсь на твердой земле, перед дверью собственной конторы.

Коти рухнула на колено, опираясь на землю одной рукой и наклонив голову. Я стоял, согнувшись. Минута — другая, и ощущения прошли, и мы оба одновременно глубоко вдохнули и обменялись улыбками, осознав это.

— Кто у тебя на уме? — спросила она.

— Три Кубика, — сказал я.

— Потому что тсалмот, или потому что работает с таким товаром?

— Потому что работает с таким товаром. Если я получу свои восемь сотен, дальше мне плевать, что там сталось с мертвым парнем.

— Правда?

— Конечно.

— Просто все бросишь, так ничего и не узнав?

— Брошу, как плюющуюся волчок — змею.

— Зачем ты вообще взял в руки волчок — змею?

— Я бы предпочел восемьсот империалов…

Она фыркнула.

— И все равно не верю, что ты согласен оставить нераскрытым то, что там задумал Берет.

— Следи за мной.

— А я всегда так и делаю, — отозвалась она. Уж не знаю, должен был я порадоваться этому или обидеться; я предпочел порадоваться. — Встретимся у тебя в конторе, а потом пойдем туда вместе, ладно?

— Я думал пойти прямо сейчас.

Она покачала головой.

— У тебя есть одно важное дело.

— Да?

— Тебе нужно навестить деда.

— Да?

— Да.

— Зачем?

— Как ты себя чувствуешь, Владимир?

— Нормально, после того, как пост — эффект теле…

— Нет, — проговорила она, — как ты себя чувствуешь?

— Ты о…

— Да.

— Встретимся в конторе, — сказал я. — И я тебя люблю.

Целовать ее посреди людной улицы я не стал. Но очень хотелось.

* * *

Мой дед живет в Южной Адриланке. Как предполагается, при Зерике на престоле началось правление возрожденного Феникса, а это значит, говорят, многое должно обновиться. Когда идешь по кварталам, где обитают выходцы с Востока, это как — то незаметно. Гетто, где они в основном обитают, занимает большую часть территории Адриланки восточнее мостов, хотя и не всю: на севере там есть холмы, где некоторые знатные особы устроили себе летние домики, а на юге по обе стороны реки по всему берегу моря — океана расположены порт и склады, а еще дальше к востоку, сразу за портовым районом, находятся бойни. Вот не знаю, может, построй их ближе к берегу, ниже утесов, так там и воняло бы поменьше.

День был сухой и прохладный. Я упоминаю об этом, потому как будь жарко и грязно, я бы надел плащ так, чтобы спрятать в нем нос, направляясь в гетто выходцев с Востока. И дело не только в бойнях, тут мусор валялся кучами прямо на улицах, пока кто — то его не сжигал — а сожженным, он вонял примерно так же.

Как только я открыл занавеску, прикрывающую вход в жилище деда, вонь исчезла и сменилась тонким розовым ароматом. Просто чтобы вы знали, тут не только курения поработали, но и магия: восточное колдовское искусство, быть может, и уступает яркостью волшебству, но чертовски полезно в некоторых вопросах. Уж поверьте мне.

Дед сидел за столом, что — то творя с несколькими косточками, которые собрал кучкой. Подняв взгляд, расплылся в улыбке, обнажая немногие сохранившиеся зубы.

— Владимир!

А я вдруг осознал, что он и Коти — единственные, кто используют полную форму моего имени. Еще это делал мой отец, но только когда я переставал драить полы, позволяя себе помечтать о том, чтобы не драить полы.

Я подошел и поцеловал его в щеку. Его дружок, кот Амбруш, спрыгнул со стула, потянулся, этак дежурно пошипел на Лойоша и свернулся клубком у ног Нойш — па. Я уселся на стул.

Он собрал косточки и сложил в обитую бархатом деревянную шкатулочку с серебряными уголками, которая удовлетворенно щелкнула, закрывшись. Знаете, есть что — то такое приятное во всем хорошо сработанном, даже если это маленькая шкатулочка для вороньих косточек.

— Ну что, — проговорил он, — как дела? Ты насчет свадьбы?

— Вообще — то нет, — ответил я. — Хотя, раз уж ты упомянул, насчет нее у меня тоже есть вопросы.

— Тогда в чем дело? — он внезапно стал очень серьезным. Дед у меня такой, на лету ловит.

— Только что кое — что случилось.

Он кивнул, ожидая, пока я подберу слова.

— Думаю, — наконец проговорил я, — что меня, возможно, превратили в демона.

Он откинулся на спинку стула, густые белые брови сошлись вместе.

— Рассказывай.

Я описал все как помнил, останавливаясь, запинаясь и поправляя себя, с кучей «нет, не совсем так», и «что — то вроде», и «пожалуй, больше похоже на», и все такое. Когда я закончил, вид у деда был очень серьезным.

— Это… это эльфова магия, Владимир.

Я кивнул.

— Я не понимаю ее, и не понимаю, что это значит. Когда эльфы говорят о богах и демонах, они имеют в виду не то же, что и мы.

— Я знаю.

— Как ты себя чувствуешь, Владимир?

— Физически? Нормально.

— Нет, как ты себя чувствуешь?

Я подумал. Ну, сам — то я не так уж часто задаюсь вопросом, как я себя чувствую, однако Нойш — па попусту не спрашивает.

— Я зол, — наконец сказал я. — И — да, напуган.

Он кивнул.

— Поговори с эльфами. Выясни, что это значит и что можно сделать.

Я кивнул.

— Ты не хочешь, — сказал он.

Я помолчал и кивнул вновь.

— И все равно поговори. Надо.

— Хорошо.

Он помолчал, опустил взгляд, затем вновь посмотрел на меня, внимательно и заботливо.

— Ты по — прежнему Талтош Владимир, — проговорил он. — И вот об этом ты должен помнить.

Я