Мария Чурсина - Императрица и время

- Зачем Кленису устраивать тут спектакли? Неужели и правда считает, что я разведу руками и приму всё, как есть?

Она не знала подробностей того, что произошло сегодня в Ситрите, она ещё собиралась выслушать объяснения Риана, но зато прекрасно знала своего сына. Он не был глуп. Возможно, слишком самоуверен, но не глуп. Он не мог не понимать, что творит, и во что его порыв может вылиться. Что же произошло там, в украшенном к празднику городе? И что произошло бы, если бы вместо Риана пошла она сама?

Спросить бы об этом у самого Клениса, но за безосновательный арест мага его уровня могли возмутиться провинции и соседи. Совет магов, до сих пор помня об узурпаторстве её бабки Руаны, мог выступить против. Нет, Орлана не собиралась избавляться от мелких проблем, создавая себе ещё большие.

- Аластар, попросила она, всё должно быть тихо. Никаких резких движений с нашей стороны.

- Конечно, моя императрица.

Луна запуталась в ветвях деревьев и повисла прямо за окном - платиновый, холодный диск.

- Зайдите ко мне завтра утром, сказала Орлана.

- Да.

Дождавшись, когда Аластар покинет приёмную, она расстегнула верхнюю пуговицу на платье и судорожно втянула пахнущий ночными лилиями воздух. Дышать вдруг опять стало очень трудно, в горле поселился мохнатый ком тревоги.

Эйрин смотрела в тёмное небо и не могла поверить самой себе. Она ещё никогда не ночевала в чистом поле. Круг примятой травы, в центре которого она сидела, поджав под себя ноги, был освещён комочком магического пламени. Белый огонёк висел над землёй, роняя на неё безвредные и тут же затухающие искры. В его свете приходилось щуриться, чтобы рассмотреть собственные каракули на листе бумаги. А пальцы нервно дрожали, сжимая солнечное перо.

Здесь звёзд было гораздо больше, чем над Альмарейном. Здесь было холодно по ночам, и сжалившийся Идрис отдал ей свою фиолетовую накидку, в неё Эйрин и заворачивалась, прячась от дыхания полевого ветра и от собственных страхов, рождаемых потусторонним шуршанием травы.

Сам Идрис ушёл, когда солнце только-только скрылось за горизонтом, и не сказал, куда. Эйрин даже ворчать ему вслед не стала - не было сил. Она устала так, что не могла даже спать. Как только сворачивалась под шариком магического пламени, в темноте закрытых век проступали жуткие тени и образы, слова - кто-то кричал, звал её, ругался. Эйрин открывала глаза: в ночной темноте только шумели травы. Она опять пыталась заснуть, и тревожные видения приходили снова.

Измаявшись ещё больше, она уселась, достала из дорожной сумки бумагу и солнечное перо и решила, что подождёт своего учителя и пока что выполнит его поручение. Уходя, Идрис напомнил ей ещё раз:

- Не забудь, что я тебе дал задание. Да, всё равно же не заснёшь, твоё императорское величество.

- Я не императрица, буркнула Эйрин, морщась от упоминания самой больной темы.

Идрис улыбнулся, безошибочно улавливая её смятение, и протянул:

- Ну тогда тем более. Работай давай, леди ненаследница.

Солнечное перо плохо писало под светом магического пламени, роняло кляксы и противно скребло по бумаге. Придумать ничего не выходило, и Эйрин то и дело отворачивалась от изрисованного листа, подолгу глядела в темноту и думала - вовсе не о магии времени.

Её назвали Эйрин. Ей придумали имя, когда уже знали, что императрицей она не станет. Если бы она родилась первой, её могли бы назвать по-другому, например, Рейган - значит, 'маленькая королева'. Или ещё как-то, но её назвали Эйрин, а это значило всего лишь 'сияние'. Глупое сияние, так могли звать любую девчонку, даже из крошечной деревни.

Риан - совсем другое дело. Риан всегда оправдывал надежды родителей, его все любили. 'Риан учится лучше всех на курсе', 'Риан прекрасно владеет мечом, ещё немного, и сможет сражаться на равных со взрослыми мастерами', 'Риан скоро станет грозой девичьих сердец - от невест отбоя не будет'. Всё это он, её брат, лишь изредка снисходящий до Эйрин с задушевными разговорами. Кому же ещё стать будущим императором, как не ему!

Почти не глядя, она чертила на листе фигуры, рисовала кособокие буквы. Света не хватало - шарик пламени таял, ронял искры и едва слышно шипел. Эйрин ещё не очень хорошо умела пользоваться своей силой, да никто и не сбивался с ног, чтобы её учить. Зачем? Проживёт всю жизнь в тёплом закутке замка, никто и не узнает, что она из себя представляет. Вот у Риана был личный учитель магии - из касты Хаоса, немногословный и вечно глядящий в одну точку.

Ещё немного, ещё чуть-чуть придумать - Эйрин щурилась от боли в уставших глазах и рисовала уже почти вслепую, иногда смахивая слёзы со щёк, записывала, не заботясь о выражениях. Слёзы выступали на глазах от злой ревности. В конце концов, она бросила бумагу и перо прямо на траву, сама откинулась на спину и стала смотреть в небо. Здесь было так много звёзд.

Эйрин заснула, оглохшая и ослепшая от усталости; ночь, наконец, взяла своё.

Эту усталость не произнести и не выплакать. Когда Орлана пришла в спальню, Луксор был уже в постели. Она присела на край кровати, не зажигая огненных шаров. По дыханию мужа поняла, что он не спит, и вздохнула.

- Ты обещал со мной поговорить.

Он повернулся на спину и сложил руки поверх одеяла. В луче света, падающем из окна, было видно, как он перебирает край покрывала. Плотно сжатые губы дёрнулись, как будто Луксор собирался что-то сказать, но передумал.

- Прости, что я всё решила без тебя. Орлана перебрала слова, как чётки с крупными тёмными бусинами, тяжёлыми, прохладными. - Я не должна была. Но пойми, всё совсем не так просто, чтобы запретить - и все дела.

Молчание - вот что Орлана не любила больше, чем просторные залы и темноту по углам, и даже больше, чем лестницы, на которых у неё постоянно кружилась голова. С молчанием она не умела бороться, только начинала нервничать, как обычная человеческая женщина, и кусала губы.

- Всё не так просто, наконец откликнулся Луксор. - Я не верю Идрису. Ни одному его слову я не верю. Он едва не погубил тебя, чуть не убедил умереть. Где гарантия, что он не вытворит что-нибудь подобное с Эйрин?

Орлана не могла к нему приблизиться, не могла дотронуться, лечь рядом. Мешало мутное изваяние вчерашней ссоры. Она могла только говорить, почти не веря в свои слова сама. Потому что то, что она хотела сказать на самом деле, никак не желало собираться в осмысленные фразы.

- Идрис не хотел мне сделать зла. Он приемник Азира. Ведь не мог тысячелетний маг выбрать себе в преемники идиота, Она сжала руки на груди, как будто в молитве, в горле жила и билась тревога.