Забираю вас себе! - Тина Солнечная

приборы и накрыла на двоих, пока он ловко нарезал мясо. Выглядело это почти… нормально. Почти по-домашнему.

Я села за стол, отломила кусочек хлеба и начала есть, с удивлением понимая, как сильно проголодалась. Томрин стоял рядом, всё ещё не притронувшись к еде, хотя тарелка перед ним уже была полна.

— Ешь, — сказала я, бросив на него взгляд. — Ты же за этим пришёл.

Он кивнул и сел, но потянулся к вилке с заметной задержкой, будто всё ещё сомневался в праве на это действие.

— Простите, лея. Ещё не привык, — пробормотал он.

— К чему именно? — спросила я, глядя на него поверх бокала.

Он на миг замер, потом поднял глаза:

— К вашим новым предпочтениям.

Я чуть приподняла бровь. Вариант, надо признать, звучал разумно. Лучше, чем правда.

В голове мелькнула мысль: да, возможно, пусть так и будет. Удобное прикрытие. И для них, и для меня.

— Можно я задам тебе личный вопрос? — произнесла я, когда тишина между нами стала почти уютной.

Он замер, удивлённо вскинул брови — и тут же склонил голову:

— Я ваш раб, Лея. Вы в своём праве.

Я поморщилась.

— И всё же?

Он чуть поднял взгляд. В голосе появилась осторожность:

— Что вы хотите знать?

— Сколько тебе было, когда тебя пленили?

Долгая пауза. Он смотрел на меня, будто взвешивал — не вопрос, а меня саму. Потом всё же ответил:

— Пятнадцать. Он опустил глаза. — Через год, когда я перестал вырываться, меня подарили вам. На десятилетие.

Мурашки побежали по коже. Я опустила вилку, потеряла вкус ко всему.

— А твои родные?

— Мне неизвестна их судьба, — тихо сказал он. — Скорее всего… они уже мертвы.

Мне стало стыдно. За вопрос. За то, что сижу с ним вот так, будто мы просто двое за ужином, а не... всё это.

— Прости. Я не хотела бередить старое.

Он смотрел на меня так, будто я упала с неба. Или лишилась рассудка.

— Лея Таша… вы сильно изменили своё поведение.

— Я знаю, — коротко бросила я.

Он колебался. Потом тихо, почти не дыша:

— Могу я спросить, почему?

— Не можешь, Том, — ответила я, вставая из-за стола и подходя ближе.

Он не шелохнулся. Но я чувствовала, как напрягся.

Мне вдруг до боли захотелось коснуться шрама, пересекающего его бровь. След, который я раньше будто не замечала. Или не хотела замечать.

Я протянула руку, провела пальцами по рубцу — кожа под ним вздрогнула. Томрин перехватил мою руку за запястье. Я замерла, удивлённо уставившись на его пальцы. Он… не должен был этого делать.

— Это я с тобой сделала? — прошептала я.

— Нет, — его голос был тихим, но твёрдым. — Это был мой брат. Много лет назад. Пока я ещё был свободным.

Я посмотрела на его руку, крепко сжимающую мою. А потом — в глаза.

Глава 20

Он чуть потянул меня за запястье — не резко, мягко, как будто проверяя, позволю ли. И я сделала шаг вперёд. Совсем маленький, почти инстинктивный. Его взгляд не отпускал — в нём не было ни вызова, ни покорности. Только это напряжённое внимание, которое гипнотизирует сильнее любого заклинания.

Вторая рука легла на мою талию. Уверенно. Сдержанно. Но всё равно — огонь там, где он коснулся, вспыхнул жарче, чем от любой магии.

Я провела ладонями по его груди, чувствуя, как под кожей затаилась сила. Потом выше — к плечам. Обвила его шею, притянулась ближе… и не успела выдохнуть, как он поцеловал меня.

Он не спешил. Просто коснулся моих губ — осторожно, будто боялся спугнуть. Его дыхание смешалось с моим, и сердце замерло на миг. Не от страха — от этого странного, сладкого предвкушения.

Его губы были тёплыми, немного сухими, но мягкими. Он словно изучал их, ловил каждый изгиб, каждый вдох. Его пальцы на моей талии сжались чуть крепче — и в этот момент он углубил поцелуй.

Я почувствовала, как он медленно приоткрыл мои губы, как его язык скользнул внутрь, осторожно, но уверенно. И я открылась. Ответила. Позволила.

Поцелуй стал другим — насыщенным, медленным, затягивающим, как омут. Он не просто целовал. Он чувствовал. И давал почувствовать мне.

Он сидел на стуле, и когда мои пальцы скользнули по его плечам, он чуть наклонился вперёд, не разрывая взгляда. Его рука на моей талии сжалась крепче — и в следующий миг он притянул меня ближе, усаживая на себя.

Я мягко опустилась на его колени, оказавшись верхом, и чувствовала, как его дыхание стало чаще. Тепло от его тела обжигало сквозь тонкую ткань. Его ладони легли на мои бёдра, скользнули вверх, обнимая меня.

А потом он снова поцеловал меня. Уже без сдержанности. Глубоко, жадно. Поцелуй стал требовательным, властным, таким, от которого в груди вспыхнуло пламя. Я подалась ближе, обвив его шею руками, и почувствовала, как он выгнулся навстречу, прижимая меня плотнее. Между нами больше не было ни сантиметра воздуха. Только жар. Только поцелуй.

Его пальцы крепче сжали мои бёдра, и стон сорвался с моих губ — тихий, дрожащий, наполненный желанием. Я не пыталась его сдержать. Не хотела. Всё во мне откликалось на него, как будто тело само знало, как должно быть.

Вторая рука скользнула вверх, ловко нашла мою грудь, накрыла её, сжала — жадно, уверенно, так, как будто он знал каждую мою чувствительную точку. Его большой палец обвёл сосок через тонкую ткань, и я задохнулась.

А потом он наклонился, оставляя мои губы, и его рот опустился к шее. Горячие, влажные поцелуи легли на кожу — за ухом, вдоль линии ключицы. Он касался меня жадно, но будто с благоговением, словно пробовал то, чего ждал слишком долго. Я выгнулась, прижимаясь к нему сильнее, вбирая это ощущение глубже, чувствуя, как сердце стучит в горле, в груди, внизу живота — везде, где он прикасался ко мне.

Его рука, сжимавшая бедро, медленно скользнула вверх — под подол платья. Движение было медленным, намеренным, как будто он хотел прочувствовать каждую линию, каждую дрожь моей кожи под пальцами.

Когда он добрался до самого края, тёплая ладонь задержалась — и лишь затем, осторожно, но без колебаний, скользнула внутрь.

Его пальцы нашли то, что искали.

Он замер. Глаза, полные жара, встретились с моими.

— Лея… — голос его стал хриплым, почти срывающимся. — Уже вся мокрая…

Я прикусила губу, чувствуя, как внутри всё сжимается от одного этого взгляда, от его близости, от осознания, что он чувствует меня. Знает. И что это не из страха. Не