Токацин - Чёрная река

— Не ел их, — угрюмо отозвался Нингорс. — Но они умны. Хорошо прячутся.

Безжизненная жёлтая равнина протянулась внизу, и ничто не шевелилось на ней — только тень от крыльев Нингорса быстро скользила по холмам и расселинам, приближаясь к границе…

Это был первый ручей, который Кесса увидела в Ирриме, — единственный за многие дни пути. Тонкая журчащая струя вытекала из-под камней и обрушивалась на дно оврага — на десятки локтей вниз, по источенным водой уступам, а потом пробиралась по обломкам раскрошенных скал на дне, пока не исчезала в дебрях чёрных шипастых стволов. В овраге — там, где камни не громоздились друг на друга — кто-то насыпал земли и посадил Ицну. Год Волны выкрасил высокие колючие столбы в тёмно-багряный, в тени скал они казались чёрными. Ровными рядами они выстроились по берегам ручья.

Вдоль воды камни побагровели от пятен мха, тонкие красные нити водорослей колыхались на дне — но что-то зелёное виднелось на валунах, и Кесса, приглядевшись, увидела длинные тела и перистые листья, растущие из них. Зелёные черви грелись на камнях, подставляя вскинутые «перья» солнцу, и чутко вздрагивали от малейшего ветерка.

«Зелёные листья! Будто сто лет их не видела,» — вздохнула Кесса. Нечего было и думать спуститься на дно оврага с высокой скалы, на которой они приземлились, и едва ли черви дали бы посмотреть на себя вблизи, — их пугала каждая тень среди камней. И у некоторых теней были когти.

Вода гремела о каменные ступени, заглушая скрипучие голоса пернатых ящеров, и Кесса могла лишь догадываться, где они, по колыханиям теней в нагромождении битого камня. Один из них подобрался близко к воде и замер между двух валунов, слившись с их пятнистыми боками. Солнце неспешно ползло к краю неба, и тень заслоняла нагретые камни; черви зашевелились, переползая на валуны поодаль от ручья, где белые лучи могли бы до них дотянуться. Один из них подполз к самому краю камня и на мгновение замер, свесив зелёный хвост в расщелину. Молниеносно сомкнулись челюсти, и червяк, трепыхаясь, исчез меж валунов. Тень от хохолка ящера скользнула по камню, и всё стихло.

— Тут самые сытые харайги во всём Ирриме, — хмыкнула Кесса, поворачиваясь к Нингорсу. — Наверное, они дерутся за норы в этом овраге.

Хеск неопределённо шевельнул ухом. Он не смотрел на ящеров. Выдрав клок самой жёсткой и неприглядной соломы из спального кокона, он сосредоточенно жевал её. Даже его зубы, привычные к костям, чешуе и перьям, не справлялись с этой травой.

— Ох! Ты так не поранишься? — встревожилась Кесса. — Может, проще влить в тебя воду?

— Так сойдёт, — буркнул хеск, проглотив солому. — Чем гаже, тем лучше. Эррх, в моём брюхе слишком много дряни! А что ещё придётся сжевать…

Он с силой провёл рукой по животу и наклонил голову, прислушиваясь к ощущениям.

— Ну вот, — он поднялся. — Я за соседней скалой. Никуда не лезь, детёныш. Скоро вернусь.

Кесса сощурилась на белое солнце. Оно стояло высоко, но жара спала — ветер переменился, и теперь дуло не с огненных озёр — тянуло прохладой из далёких пещер, выводящих на поверхность. Речнице померещился запах прелой листвы и холодной воды. «Время срезать колосья Руулы,» — она прикрыла глаза, сжимая в кулаке бахрому чёрной куртки. Та давно пропахла хесской пылью и пеплом, но когда-то, как и сама Кесса, была у Великой Реки…

«Руула… да, и Агайл… и длинные листья на циновки,» — Речница вздохнула. «Чтобы плести их зимой, когда нечем заняться. И много-много листьев, чтобы выложить стены пещеры. И проверить зимнюю вентиляцию. Бывает, птицы вьют там гнёзда. А иногда селятся мыши и ящерицы. Настоящие ящерицы, без перьев…»

Шум осыпающихся камешков заставил её обернуться. На краю уступа, подозрительно оглядываясь по сторонам, стояла пёстрая харайга. Принюхавшись, она сделала пару шагов вперёд и снова замерла, приподняв передние лапы, будто в любой момент готова была раскинуть куцые крылья и прыгнуть вниз.

«Интересно, где её родня?» — Кесса покосилась на зазубренные скалы. Свет и тень легли там полосами, — даже Нингорс мог бы там спрятаться и остаться незамеченным.

Харайга неуверенно переступила с лапы на лапу. Речница опасливо покосилась на изогнутые когти. Старый шрам на бедре заныл от одного воспоминания. «Шла бы эта ящерка в Бездну!» — подумала она, поморщившись. «Что бы им не охотиться внизу?!»

Харайга наклонила голову набок и приоткрыла пасть. Грохот воды заглушил её писк, но сама она услышала чей-то ответ и покосилась на скалы.

«Она меня не видит,» — подумала Речница, медленно вытягивая руку. «И не может увидеть. А если…»

Маленький водяной шарик расплескался по ладони и замер крохотной лужицей. Кесса осторожно поднесла её к носу харайги. Та отступила на шаг назад и наклонила голову, разглядывая воду то одним, то другим глазом. Обнюхав ладонь Кессы, она решилась немного отхлебнуть.

Лёгкая пернатая тень спрыгнула сверху, с зубчатого уступа, ещё одна, с широко раскинутыми оперёнными лапами, выросла на краю обрыва. Они подходили осторожно, принюхиваясь и переглядываясь, их хохолки тревожно вздрагивали.

«Ай! Щекотно!» — Кесса крепко ущипнула себя за ногу, чтобы не рассмеяться. Лужица на ладони иссякла, и харайги тщательно облизывали мокрые пальцы Речницы, щекоча её шершавыми языками. Одна поддела носом ладонь и удивлённо скрипнула. Кесса медленно убрала руку и замерла на месте.

Тень от широкого крыла упала на уступ. Нингорс рявкнул, прыгая с неба на скалу, и пернатые ящеры бросились врассыпную. Они бесстрашно падали вниз, растопырив когтистые крылья, и ныряли в расщелины камней. Хеск не гнался за ними. Тяжело вздохнув, он лёг брюхом на камень и растянулся на тёплой скале.

— Ветер пахнет холодом, — задумчиво сказал он.

Кесса запустила пальцы в жёсткий мех на плече и удивлённо присвистнула.

— Нингорс, у тебя растёт подшёрсток!

— Осень, детёныш, — без малейшего удивления ответил хеск. — Пора ему расти.

«А когда мы выйдем из Провала, будет зима,» — Кесса пригладила взъерошенный мех и тихо вздохнула. «Все берега в снегу, и тёмный лёд на Реке…»

Скала под ней едва заметно вздрогнула, и что-то с силой надавило на макушку — так, что у Речницы зазвенело в ушах, а перед глазами поплыли алые круги. Она хотела вскочить, но не смогла — подкосились ноги. Запястья задрожали, наливаясь тяжёлым жаром, вены вспыхнули золотом. Нингорс взвыл. Ему удалось подняться, и он повернулся к близкой границе и смотрел, оскалившись, на затянутый туманом горизонт. Вздыбленный мех искрил и вспыхивал янтарным огнём.

— Что это? Агаль? — Кесса кое-как встала и прислонилась спиной к скале. Зеркало Призраков, выскользнув из-под одежды, тихонько зазвенело подвесками. В глубине древнего стекла оседало огромное пылевое облако, пронизанное зеленоватым светом.