Александр Уралов - К.И.С.

Настала минутная пауза. На душе скребли кошки. Даже не кошки, а огромные саблезубые тигры.

— Ну, — вдруг молвил Кис, — давай на всякий случай прощаться… Значит, если что, то ты не думай, ладно?

— Что ты, Кис, я что, не понимаю, что ли!

ПРИМЕЧАНИЕ СТИВЕНСА: Конечно, наша речь была несколько несвязной и, откровенно признаём, мало-литературной, но на пороге Смерти, каковая наверняка должна была нам повстречаться, мы заговорили Языком Сердца… а поскольку сердце у нас ушло в пятки, то и речь его оттуда была вполне косноязычной.

Мы обнялись. Церемония на этом кончилась. Достав шарф Лины, я привязал его одним концом к поясному ремню, а второй конец прикрепил к поясу Стивенса.

— Не беспокоит?

— Что вы, что вы! Оченно мы вами благодарны… за заботу и ласку… А скажи мне, Рыцарь, зачем это ты портишь подарок дочери Эдвина Алого?

— Это не подарок, — смутился я. — Она в него записку завернула… Наверное.

— А ты, значит, прикарманил? Молчу, молчу!.. Не бей меня, рыцарь, я тебе ещё пригожусь!

(пауза)

— Ох-хо-хо… грехи наши тяжкие… пошли, что ли, а то мне страшно!

Шагом возводимых на эшафот преступников мы поплелись навстречу подвигу…

Топ-топ-топ-топ…

Что там, впереди? Навалится ли тяжелое, мертвое удушье или полыхнет в глаза раскалённая молния, закипят и лопнут глаза — вот она, Смерть? А может быть, возникнет в кромешной тьме что-то ужасное и попросту съест вместе с потрохами?

Незатейливо так, буднично…

Воображение немедленно нарисовало мне какую-то уродливую тварь, которая склонилась над моим ещё теплым телом и жутко чавкая, вгрызается в живот. Внезапно она резко вздымает бородавчатую голову и с рычанием оглядывается через плечо, скаля окровавленные зубы, между которыми болтаются обрывки кишок и мускулов…

Наверное, воображение Стивенса разыгралось не хуже моего, потому что по его телу вдруг прошла какая-то судорога, словно Киса от отвращения передернуло всей шкурой, как это бывает у кошек.

Топ-топ-топ-топ…

— Давай, хоть песню споем, — надрывал мне душу неугомонный Стивенс. — Романтика! Глупый пингвин, видишь ли, робко прячет… а два идущих в Неведомое героя мужественными суровыми голосами хрипят что-то этакое, эпическое, а? Ну, запевай! — И Кис немедленно заорал скорбным фальцетом:

— Есть герой в мире сказочном, он смешной и загадочный!..

Он вздохнул, пробормотал что-то о том, что, вот, де, современная молодёжь — этот стон у них песней зовётся…

Я наступил на какой-то камень и, оступившись, зашипел сквозь зубы.

— Слабеют ноги на пороге, аж обмирает вся душа, — мрачно прокомментировал Кис. — Смотри, куда ступаешь, избранник.

Между тем жирные, лоснящиеся клубы тьмы наваливались все ближе и ближе. Диалог угас. Все слова мы почему-то забыли. Слышен был лишь шорох наших шагов, вкрадчивый шепот ветра в кустиках сухой полыни и стук сердца в ушах. Свет заходящего солнца бил нам в спину, и наши длинные тени прыгали по равнине, пока не легли на мертвенно струящуюся стену Мрака и не растворились в ней. Мы были перед ней не больше, чем муравьи у подножия многоэтажного дома…

— Стоим здесь и ждём, — с трудом сказал я.

Горло пересохло, и я никак не мог сглотнуть шершавый комок. Сам не знаю зачем, я вытащил меч из ножен и положил его на правое плечо. Кис выхватил свой кинжал и с серьезным видом махнул им над головой. Багровое солнце пугающе вспыхнуло на клинке.

— Эй ты, клякса безразмерная, — громко и зло закричал Кис, — иди сюда, мы сделаем тебе укорот! Это я тебе говорю, Кот Ирвинг Стивенс!

Стена молча и бесшумно надвигалась на нас. Еще одно мгновение…

Я взял Киса за лапу, сжимающую кинжал, и шагнул навстречу густым волнам угольно-черной трясины. «Надо шагнуть самому, первому» — бессвязно подумалось мне. Лапа Киса напряглась в моей ладони. Острые когти впились мне в руку, и это было моё последнее ощущение перед тем, как необъятный мир Мрака поглотил нас…

…душно и темно. Ноги утопали в чем-то аморфном и теплом. Сытое, свинцовое равнодушие сковало все тело. Хотелось бросить ненужный, тяжелый меч и упасть лицом в желеобразную массу. Ни звука, ни шороха, ни мысли. Замедлившее свои удары сердце лениво толкалось в груди…

Обволакивающая жижа отвердела внезапно и бесповоротно. Мутный грязноватый янтарь бесстрастно включил в себя муху. Рот был скован, ноздри — закрыты твёрдыми пробками. Я попытался вздохнуть и не смог…

…Кто-то споткнулся о мои ноги и громко выругался.

— Да заткнитесь вы!.. Дайте же выспаться, — зло пробормотал чем-то голос рядом.

Горевший костер выбросил сноп искр, осветив на мгновение спящих вповалку латников и темные пустые глазницы обступивших улицу домов. Я старался разорвать шершавые веревки, но они крепко впились в тело, и не поддавались моим усилиям.

Сидевший у костра низкорослый бородач лениво ткнул головней в мое плечо, опалив мне левую скулу, и беззлобно проворчал:

— Лежи, скоро смерть придет, отмучаешься.

Он кинул головню обратно в костер и, ковыряя прореху на колене кожаных штанов, задумчиво продолжал:

— Ну, так вот… насадил я его на копье, а он, собака, еще минут пять хрипел. Стою я, дурак — дураком, и соображаю — сразу тягу задать или для начала в ларях пошарить… А ты говоришь, растерялся. Это Руни, вон, растерялся…

У костра тихо и с удовольствием заржали.

— Да уж, — просипел кто-то, захлебнувшись. — Век не забуду, как открывает он дверь, а там — одни книжные полки. Стоял, стоял, да как завизжит, хвать в охапку, что попалось и в сортир, топить. Орёт, слюни по морде текут, ужас!

— Раз пять бегал и не лень дураку было таскаться, — заметил кто-то.

— Бешеный, — закряхтел из кучи спящих дребезжащий тенорок. — Ох-хо-хо!.. Разбудили вы меня окончательно, ежа вам в глотку!

Всклокоченная фигура с сопением села среди спящих. Зевнув, разбуженный повторил:

— Бешеный. одно слово. У нас, давеча, один так и съехал с катушек, глядя, как Руни пленных допрашивал. Деревня, сопляк дрисливый… Копейщиком к нам нанялся.

— Чё врёшь? — с возмущением сказал бородатый. — «Нанялся»… Мы ихнюю деревню подчистую в шестой полк выгребли. Мобилизованный он, а не наёмный.

— Да хрен с ним, кем бы ни был… одна дорога — съехал. Все, бывало, бледнел и трясся, смотреть противно. Помнишь, три месяца назад?.. Ну и вот… Э-э! Да я вижу, вы ученому нашему физиономию тряпками замотали? Хорошее дело! То-то, думаю, мне его стонов не слышно… Прикинь, — думаю — кончился, право слово! Ну, не повезло учёному, — завтра Гаун покажет ему, какой огонь горячий! Не в духе герцог, рука у него тяжелая.