Генри Каттнер - Тёмный мир

Я понял, что жду слишком долго. Что спасло меня – я не знаю. Какой-то внутренний голос, неслышно кричавший в моем мозгу, что опасно проводить здесь столько времени, что я должен находиться в другом месте, пока Шабаш еще не кончился, что Лоррин и его люди ждут не дождутся, пока я как удав наслаждаюсь жертвами, жертвами, приносимыми не мне.

Очень неохотно мой мозг вернулся к окружающей действительности. С бесконечным трудом оторвал я себя от Золотого Окна и стоял в темноте, качаясь, но вновь в своем собственном теле, а не в безумных мыслях Ллира, там наверху. Члены Совета все еще стояли, как зачарованные, внизу, охваченные экстазом жертвоприношения, но надолго ли они останутся тут, я не знал. Может быть, всю ночь, а может быть, всего лишь час. Я должен был торопиться, если только уже безнадежно не опоздал. Это было неизвестно.

Я пошел обратно в темноте, вниз по лестнице, и сквозь невидимую дверь вышел на дорогу, ведущую к замку Совета, и все это время внутри меня что-то дрожало от экстаза, свет Окна все еще стоял перед моим затуманенным взором: и желоб, по которому текла кровь, и пение Медеи, которое звучало в моих ушах громче, чем звук моих собственных шагов по дороге.

Красная луна уже далеко ушла по небу, когда я вернулся к Лоррину, все еще прячущемуся под стенами замка и чуть не сошедшего с ума от нетерпения. Когда я бежал к нему по дороге, невидимые воины с облегчением зашевелились, как будто они ждали меня до самого предела и сейчас атаковали бы, даже если бы я и не явился.

Я помахал Лоррину, когда был от него футах в двадцати. Охрана замка была мне теперь безразлична. Пусть видит меня. Пусть слышит.

– Давай сигнал! – прокричал я Лоррину. – К атаке!

Я видел, как он поднял руку, и лунный свет заиграл на серебристом рожке, который он поднес к губам. Сигнальные звуки раскололи безмолвие ночи. Они как рукой сняли с меня остатки летаргии.

Я услышал общий крик, пронесшийся по всему лесу, когда лесные жители кинулись вперед. Мой собственный голос ревел что-то невнятное в ответ. Меня охватил экстаз битвы, почти такой же, как тот, что я разделял недавно с Ллиром и Советом.

Треск ружейных выстрелов перекрыл гул наших голосов. Первые взрывы гранат потрясли замок, высветив наружные стены с отчетливой яркостью. Изнутри раздались крики, невнятные сигналы рожков, голоса испуганных стражников, у которых не осталось вожаков и которые не знали, что им сейчас делать.

Но я знал, что они быстро оправятся. Они были достаточно хорошо натренированы Матолчем и мною самим. И у них было оружие, которое лесным жителям придется явно не по вкусу.

Когда они опомнятся и прекратят панику, битва начнется всерьез и немало крови прольется с обеих сторон.

Я не собирался стоять, ждать и смотреть на это. Первые взрывы проделали в стене отверстия неподалеку от меня, и я побежал к ним, невзирая на огонь, летевший с обеих сторон, и пробрался в ближайшее. Пули рикошетом пролетали мимо меня, но не задевали. Норны были со мной сегодня ночью. Я одолжил у них заколдованную жизнь и не мог проиграть.

Где-то наверху, в осажденной башне, сидел холодный, безразличный Гаст Райми, глядевший, как бог, на борьбу, разгоравшуюся вокруг замка Совета. У меня было назначено свидание с ним, хотя он об этом еще не подозревал.

Я нырнул в ворота замка, не обращая внимания на суетившихся стражников. Они не узнали меня в темноте, но по моему виду поняли, что я не был лесным жителем, и поэтому не возражая расступались, не обращая на меня никакого внимания.

Через две ступеньки на третью я взбежал по широкой лестнице наверх.

12. Арфа Сатаны

Замок Совета! Как странно он выглядел для меня, когда я шел по его широким коридорам и большим залам. Все знакомо, но все до странности неизвестно, как будто я смотрел на него сквозь туман памяти Эдварда Бонда.

Пока я шел быстро, мне ничто не угрожало. Ноги мои сами помнили, куда идти. Но если я колебался, то мое сознание начинало контролировать мои движения, но сознание мое все еще было затуманено искусственными воспоминаниями, и поэтому я иногда непонимающе задерживался в залах и коридорах, которые были мне знакомы, если я не задумывался о них.

Получалось, что как только я начинал себя контролировать, то все сразу становилось мне незнакомым, в то время как все оставалось ясным, если только я не думал о местонахождении.

Я шел по залам со сводчатыми потолками и выстланным мозаичным полом, который говорил мне о легендах, когда-то знакомых и любимых. Я шел по мозаичным кентаврам и сатирам, так хорошо известным Ганелону, в то время как Эдвард Бонд удивлялся, существовали ли в этом мире такие мутанты, о которых на Земле складывались легенды.

Этот мой двойственный мозг иногда был для меня источником силы, иногда, наоборот, слабости. Сейчас я хотел только одного, не сбиться с пути, чтобы мои ноги принесли меня без задержки к Гасту Райми, которого потом я уже не смогу никогда найти. Любая задержка могла быть гибельной для моего плана.

Гаст Райми, как подсказывала мне моя память, находился в самой высокой башне замка. Там же находится и сокровищница, в которой спрятаны Маска и Жезл, но самое главное сокровище, секрет неуязвимости Ллира, лежал в безмятежных, неприкосновенных мыслях Райми.

Эти три вещи я должен буду получить и это будет нелегко, потому что я знал – не помня как или чем – сокровищница охранялась с незапамятных времен самим Райми. Совет не мог оставить без охраны это потаенное место, место, где лежали вещи, которые могли с ними покончить раз и навсегда.

Даже я, Ганелон, имел потайной предмет, спрятанный в сокровищнице. Потому что ни один член Совета, ни один колдун, и ни одна волшебница не могли заниматься Черной Магией, не создав собственного предмета, который мог бы уничтожить его. Таков был Закон.

Тут есть тайны, о которых я не хочу говорить, но общее положение ясно. Весь земной фольклор пронизан той же самой легендой. Могущественные колдуны и колдуньи должны сконцентрировать свою власть в предмете, отделенном от них самих.

Миф о спрятанной душе характерен для всех народов мира, но причина этому лежит глубоко в реальности Темного Мира. Эту тайну я могу еще выдать – всему должен быть баланс. На каждое отрицательное должно быть положительное. Мы, члены Совета, не могли захватить такого могущества и власти, не создав где-то соответствующей слабости. Мы должны были прятать эту слабость с такой хитростью, чтобы ее не мог обнаружить ни один враг.

Даже члены Совета не знали, в чем заключается мой собственный секрет. Я знал тайну Медеи и частично Эйдерн, а что касается Матолча – справиться с ним у меня хватит собственных сил члена Совета. Гаст Райми не играл роли. Он никогда не обеспокоит себя войной.