Генри Каттнер - Тёмный мир

Внезапно мне стало любопытно. Любопытно – а не могло ли это быть зовом Ллира?

– Лоррин, подожди меня здесь, – прошептал я в темноту. – Мы должны быть уверены в том, что они вошли в Кэр Сикэйр и начали Шабаш. Я не хочу начинать нападение, пока не буду уверен. Подожди меня.

Он протестующе зашевелился, но я ушел прежде, чем он успел заговорить. Я выбежал на дорогу и мягко, бесшумно побежал вслед за процессией наблюдать за мессой в Кэр Сикэйре, или за Черной Мессой. Пока я бежал, мне казалось, что запах тела Медеи висит в воздухе, которым я дышал, и я задыхался страстью своей, ненавистью к ней и своей любовью.

– Она умрет первой, – пообещал я себе в темноте…

Я смотрел, как огромные железные ворота Кэр Сикэйра закрывались за последним из процессии. Внутри замка было абсолютно темно. Они спокойно входили один за другим и исчезали в кромешной тьме. Двери закрылись за ними со звоном.

Какое-то воспоминание Ганелона, погруженное глубоко в подсознание, заставило меня пойти налево, в обход высокой стены. Я послушно повиновался своему инстинкту, двигаясь как лунатик к цели, о которой пока ничего не знал. Память подвела меня к выступу в стене, заставила положить руку на его поверхность. Поверхность была явно неровной, с какими-то выступами и углублениями. Мои пальцы помнили – они начали скользить по линиям, в то время как я еще продолжал удивляться – зачем?

А затем стена под моими руками сдвинулась. Эти выступы были определенного рода ключом, и двери передо мной открылись в темноту. Я уверенно пошел вперед: из черной ночи через черную дверь в еще более черную тень внутри, но мои ноги знали путь. Передо мною возвышалась лестница. Мои ноги ожидали ее, и я не споткнулся. Мне было даже любопытно двигаться вслепую по этому странному и опасному месту, не зная, где я и зачем иду, доверяя своему телу искать верный путь. Лестница шла все вверх и вверх.

Ллир был тут. Я чувствовал его изголодавшееся присутствие, как давление на свой мозг, но во много раз усиленное из-за узкого пространства в этих стенах и прокатывающееся как раскаты грома по каменному мешку замка. Что-то во мне завибрировало в ответ, какое-то сладостное ожидание, которое я быстро подавил усилием воли.

Ллир и я больше не были связаны этой давнишней церемонией. Я отказался от нее. Я теперь не был избранным Ллира, но внутри у меня какое-то чувство, которое я не мог контролировать, дрожало в экстазе при мысли о тех жертвах, которые будут принесены и которые так послушно прошествовали в темную дверь Кэр Сикэйра. Я подумал: помнит ли Медея и Совет сейчас обо мне, которого они собирались принести в жертву прошлой ночью.

Мои ноги внезапно остановились на лестнице. Я ничего не видел, но знал, что передо мной находится стена с выступающими изгибами. Мои руки нашли их, надавили на нужные выступы. Часть темноты скользнула в сторону, и я стоял, опираясь на ее край, глядя вниз, далеко вниз.

Кэр Сикэйр напоминал сад, могучий сад колонн, которые терялись высоко вверху, в бесконечной темноте. Где-то наверху начал сиять свет, слишком высоко, чтобы я мог рассмотреть его источник. Сердце мое на мгновение остановилось, когда я увидел его, потому что я узнал этот свет – это золотистое свечение из Золотого Окна жилища Ллира.

Память моя вернулась ко мне. Окно Ллира. Окно жертвоприношений. Я не мог его видеть, но мои глаза помнили его свет. В Кэр Ллире это окно светилось вечно, сам Ллир жил за ним, жил вечно. Но в Кэр Сикэйре и других храмах, где приносили жертвы в Темном Мире, были лишь дубликаты этого Окна, которое загоралось только тогда, когда Ллир приходил сквозь тьму взять то, что было положено ему по праву.

Наверху голодный и злой Ллир купался сейчас в этом золотистом свечении, которое напоминало солнце, пришедшее ночью осветить храм. Где было расположено Окно Кэр Сикэйра и какой оно было формы, я все еще не мог вспомнить, но что-то во мне признало этот золотистый свет и задрожало в ответ, когда я смотрел, как он становится все ярче и ярче, обливая светом колонны храма.

Далеко внизу я увидел стоящий Совет, крошечные фигурки, которые можно было различить только по цветным плащам: Матолч в зеленом, Эйдерн в желтом, Медея в алом. Позади них, полукругом, стояли стражи. Впереди всех последний из избранных рабов слепо двигался среди колонн. Я не видел. Я не видел, куда они направляются, но, в общем, я это знал. Окно открывалось в ожидании жертв, и они как-то должны были туда попасть.

Когда свет стал еще ярче, я увидел, что перед Советом стоит большой алтарь в форме чаши. Черный на черном помосте. Над ним висел большой желоб. Я проследил за ходом этого желоба и понял, что он идет от самого освещенного Окна и кончается у черного помоста. Глубоко внутри меня что-то зашевелилось, подсказывая, для чего тут нужны были и чаша и желоб. Я оперся о стену, дрожа от возбуждения, которое частично было моим, а частично ЕГО, того, кто нависал над нами солнечным диском.

До меня донеслось снизу тихое пение. Я узнал голос Медеи, чистый, серебряно звенящий, тоненькая ниточка звука в темноте и абсолютной тишине. Звук поднимался вверх, дрожа среди огромных колонн Сикэйра.

Напряженное ожидание становилось все напряженнее и напряженнее. Фигуры внизу стояли неподвижно, подняв головы и наблюдая за разгорающимся светом. Голос Медеи продолжал звучать, возбуждая печаль.

В саду колонн Сикэйра шло время, а Ллир наверху ждал своей жертвы. Затем тонкий и страшный крик раздался с высоты над нашими головами. Один крик. Свет возбужденно вспыхнул, как будто сам Ллир ответил на этот вскрик. Песня Медеи достигла своего кульминационного пункта и затихла. Среди колонн что-то зашевелилось, что-то задвигалось по кривой желоба.

Мои глаза смотрели на алтарь и на чашу.

Члены Совета стояли в напряжении, одной сплоченной группой, ожидая чего-то.

Из желоба начала капать кровь. Я не помню, как долго стоял я, опираясь о стену, не отрывая глаз от желоба и алтаря. Я не помню, сколько раз я слышал крики наверху и сколько раз жадно вспыхивал свет. Кровь все текла и текла по желобу в большую чашу на алтаре. Я был наполовину с Ллиром, в его Золотом Окне, дрожа в экстазе, когда он принимал очередную жертву, наполовину с членами Совета, деля их радость участия в Шабаше.

Я понял, что жду слишком долго. Что спасло меня – я не знаю. Какой-то внутренний голос, неслышно кричавший в моем мозгу, что опасно проводить здесь столько времени, что я должен находиться в другом месте, пока Шабаш еще не кончился, что Лоррин и его люди ждут не дождутся, пока я как удав наслаждаюсь жертвами, жертвами, приносимыми не мне.

Очень неохотно мой мозг вернулся к окружающей действительности. С бесконечным трудом оторвал я себя от Золотого Окна и стоял в темноте, качаясь, но вновь в своем собственном теле, а не в безумных мыслях Ллира, там наверху. Члены Совета все еще стояли, как зачарованные, внизу, охваченные экстазом жертвоприношения, но надолго ли они останутся тут, я не знал. Может быть, всю ночь, а может быть, всего лишь час. Я должен был торопиться, если только уже безнадежно не опоздал. Это было неизвестно.