Марк Энтони - За гранью

Воздух сгустился и заледенел, ветер утих, и ощущение безнадежности пропало так же внезапно, как проявилось. Трэвис открыл глаза. Его окружали лишь мрачные каменные стены, а на много миль окрест простирались унылые заснеженные просторы, которым, казалось, уже не суждено когда-либо оттаять и вновь зазеленеть.

Трэвис поежился. И так замерз, как собака, да еще и мысли лезут такие, что аж дрожь пробирает. Нет, лучше уж вернуться к себе и погреться у камина — пускай даже Фолкен с Мелией опять начнут приставать. Он открыл тяжелую, обитую железом дверь и ступил на широкую лестничную площадку. Аккуратно затворил дверь за собой и шагнул к погруженной в полумрак винтовой лестнице.

Внезапно откуда-то из темноты вынырнул массивный кулак и с размаху врезался ему прямо в грудь. Удар, отбросивший его к стене, был так силен, что совершенно ошеломил Трэвиса. Больно ударившись спиной и затылком о каменную кладку, он сполз на пол да так и остался сидеть, изумленно таращась в темноту. Легкие горели огнем и отказывались функционировать. Трэвис начал задыхаться, отчаянно ловя воздух широко раскрытым ртом, как выброшенная на берег рыба.

Тени перед ним зашевелились, и из мрака выступил человек в черном балахоне. То ли рефлекс сработал, то ли ужас добавил адреналина в кровь, но Трэвис вдруг обнаружил, что снова может дышать. Со всхлипом втянув воздух в разрывающиеся от недостатка кислорода легкие, он оцепенело уставился на приближающуюся к нему зловещую фигуру. Пальцы его судорожно скребли по каменным плитам — дышать оказалось еще больнее, чем не дышать. Откинув скрывающий лицо капюшон, человек в черном угрожающе навис над ним. На лбу служителя культа Ворона багровело свежее клеймо, края которого еще сочились желтым гноем и сукровицей. Оскалившись в дьявольской ухмылке, он прикоснулся ко лбу заскорузлым указательным пальцем.

— Нравится? — хриплым шепотом осведомился человек в черном и с гордостью добавил: — Я сделал это своей рукой, дабы доказать мою преданность Хозяину! Скоро, очень скоро все живущие в этом мире будут носить такой же знак. Но только не ты, мерзкий руноплет. И знаешь почему? — снова осклабился он. — Потому что ты умрешь!

В руке негодяя блеснул кинжал. Трэвис попытался встать или хотя бы отодвинуться, но тело будто сковало параличом — все, кроме пальцев, продолжающих царапать грязный пол.

Черный Балахон склонился над беспомощной жертвой. Его перекошенную ненавистью физиономию отделяло от лица Трэвиса всего несколько дюймов. В ноздри ударил жуткий смрад, состоящий из запахов застарелого пота, гниющих зубов и крови. Задыхаясь от этого омерзительного коктейля, Трэвис успел заметить, что глаза у изувера разные — один синий, другой карий, — и содрогнулся, вспомнив описание Грейс.

— Ты заставил нас побегать за тобой, руноплет, — прошипел убийца. — Сначала ты прикончил зверушку Хозяина, потом снес голову одному из наших братьев… Хозяин был очень недоволен. Но теперь Он поручил мне заняться тобой, и я не думаю, что на этот раз у тебя получится отвертеться.

Трэвис завороженно уставился на кинжал. Что-то здесь не складывалось. Какого черта этот тип вздумал охотиться за ним, если им с самого начала нужна была Грейс?

— Почему? — с трудом прохрипел он.

— Почему ты должен умереть? — догадливо ощерился черный и презрительно сплюнул. — Потому что таким, как ты, существовать не дозволяется. Толкователи тоже опасны, но вязатель — опасней во сто крат! Хозяин на дух не переносит всех руноплетов, а уж грязных вязальщиков просто ненавидит. Он ведь считал,  что все они давно сгинули, да, видно, ошибся. — Злобная ухмылка на его лице сделалась шире, зрачки сузились. — Ну ничего, сейчас мы эту ошибочку исправим.

С этими словами он занес над головой кинжал. Трэвис попытался отшатнуться, но за спиной была только твердая стена.

— Молись! — прошептал Черный Балахон. — Вознеси молитву о прощении к подножию его Белого Престола, и тогда я, возможно, избавлю тебя от лишних мучений.

Трэвис не мог оторвать глаз от острия кинжала, с содроганием думая о том, какую часть его тела выберет убийца для нанесения первого удара.

Ты что, спятил, Трэвис?

Голос не принадлежал черному и исходил не извне, а словно откуда-то изнутри. Более того, он был ему очень хорошо знаком.

Джек?

Клянусь Молотом Дарнака, более жалкой личности я еще не встречал! Ты чего расселся и дрожишь, как баран перед закланием? Сделай же что-нибудь!

Но я не могу даже шевельнуться, Джек!

А тебе и ни к чему. Просто произнеси имя руны Камня.

Руны Камня?

До чего ж ты туп, Трэвис! Вечно тебе все разжевывать приходится. Ну да, Камня. Ты же знаешь ее название. Вот и произнеси его.

Но…

Никаких но, Трэвис. Ты еще нужен этому миру. Поэтому не рассуждай и делай, что тебе умные люди говорят. Живо!

Трэвис облизал высохшие губы и вдохнул. Отбитые легкие будто пронзило раскаленной иглой. Рука с кинжалом над его головой пришла в движение и начала стремительно опускаться, приближаясь к его сердцу. Сейчас или никогда! Сделав наконец выбор, Трэвис усилием воли заставил язык и губы произнести короткое слово всего из трех букв:

— Сар!

В ответ раздался душераздирающий крик, сопровождаемый какими-то странными хлюпающими звуками. Еще один вопль — исторгнутый уже не болью, но безграничной, всепоглощающей злобой и неутоленной ненавистью.

— Нет! Освободи меня! Освободи и дай тебя прикончить, подлый руноплет!

Трэвис моргнул и вытаращил глаза. Мгновение назад незадачливый приверженец Ворона находился совсем рядом, теперь же его облаченная в черный балахон фигура отчаянно извивалась у противоположной стены, прикованная к ней невесть откуда взявшимися каменными кандалами. Они охватывали его  щиколотки, запястья и горло широкими полукольцами, сокрушить которые не могла даже сверхъестественная сила черного. Сотворенные именем руны оковы выходили прямо из кладки и уходили в нее, полностью сливаясь с серой поверхностью камня и как будто являясь ее неотъемлемой частью.

Что-то блеснуло на выщербленных плитах пола. Трэвис опустил глаза. На полу валялась раскрытая железная шкатулочка, а рядом с ней лежал небольшой зеленовато-серый круглый камешек, покрытый многочисленными крапинками. Должно быть, от удара в грудь шкатулка вывалилась из внутреннего кармана и открылась.

Панический ужас помог ему справиться с оцепенением. Хватаясь за стену непослушными руками, Трэвис кое-как поднялся и заковылял к оброненному сокровищу. Дыхание почти восстановилось, но когда он нагнулся, чтобы поднять шкатулку и камень, грудь снова резануло острой болью. Глаза прикованного к стене Черного Балахона внезапно вспыхнули, Очевидно, он тоже узнал оба предмета.