Скованная льдом - Нина Черная

попавшийся ствол дерева и облегченно выдохнула. Еще немного, и я на территории Заколдованного леса. Только бы хозяин вернуться не поспел, а там я справлюсь с дорогой.

Но, сколько бы себя не убеждала, страх сковывал движения наравне с холодом. Потому что зверье голодное, беснуется, мало ли я кому попадусь? Растерзают, даже не посмотрят, что кожа да кости.

За преградой деревьев стало тише, да ветер так не завывал. А стоило углубиться в чащу, как и вовсе пропал. Над занесенными снегом макушками высоких сосен угадывалось голубое небо. Я остолбенела. Как так? Только что метель мела, а тут ни снежинки, ни шквального порыва ветра. Даже холод так не кусал ноги. Я стряхнула налипший снег, и обернулась.

За вереницей деревьев небо сливалось с землей, а горизонта и в помине не было. Протерла глаза, но картинка не поменялась. В лесу — тишь, да гладь, а за ним — лютует вьюга, заметает мои следы.

Пожала плечами и пошагала глубже в лес, принюхиваясь к морозному воздуху и ища любые звериные тропы. Только не попадалось их, а свет, тем временем менял оттенки с белого, дневного на оранжевый, предвечерний. Значит, я долго возилась и пробиралась к выходу, раз день уже к вечеру приблизился.

Страх вновь овладел мной, как мне в лесу ночь то ночевать? Ведь ни костер не развести, ни спрятаться от голодного зверья в густой кроне деревьев не удастся.

Озябшие руки покраснели без руковичек, хоть я и прятала их в меху шубы, а ноги совсем околели, вокруг совсем стемнело. Снег вокруг приобрел сиренево-синие оттенки, и небо в просветах деревьев покрылось переливающимися звездами, будто кто драгоценные камни рассыпал. Надежда на спасение, что теплилась еще в сердце совсем истлела, истаяла, оглушенная тишиной Заколдованного леса.

Не выбраться мне из леса живой, околею к утру. Но вдруг глаза различили между деревьями слабый огонек, будто от костра. Или от окна землянки. Сердце, уныло отстукивающее последние удары, встрепенулось, совершило кульбит и с новой силой погнало кровь по телу, наполняя его призрачным теплом. Я ускорила шаг, разжигая обратно фитиль надежды.

Неужели, я добрела до деревни? Неужели, она так близко и до спасения рукой подать?

* * *

Черный бог

— Как нет нигде?! — мой голос понизился до шипения, а Никодим, дрожа всем телом, отстукивал по ледяному полу ритм, похожий на похоронный марш.

— Все помещения Панкратий до пылинки вынюхал, — отрапортовал посох, — нет ее, одно платье, да сапожки пропали. Больше ничего не брала с собой.

— Слуг опрашивали? — стараясь контролировать голос, поинтересовался я.

— Н-нет, — неуверенно ответил Никодим, шарахаясь в сторону, когда я с размаха закинул полушубок на трон.

— Чего ждете? — невольно повысил голос, сжав кулаки, — собрались с Панкратием и живо всех допросили!

— Есть! — громче, чем надо молвил посох и скрылся за дверями тронного зала быстрее ветра.

Я устало опустился на трон, прикрыл глаза и попытался успокоиться. Ярость, желание, недоумение: все смешалось внутри. Оно клокотало, бурлило, заставляло чувствовать себя слишком человечным. Я поморщился и бросил взгляд за окно — показалось, что буря сшила небо и землю в одно целое.

Понять, где заканчивается небо и начинается горизонт, невозможно оказалось даже мне. Надо успокоиться, иначе жителям близлежащих деревень, да городов несладко придется. Хоть к людям я трепета давно не испытываю, даже презираю, слез на глазах этой хрупкой наивной девицы мне видеть не хочется.

Перевел дыхание и рывком поднялся, быстрым шагом пересек зал и направился на кухню. Настенька должна была проголодаться, поэтому поговорить с Прасковьей необходимо.

— Прасковья! — гаркнул с порога так, что скатерть подпрыгнула на столе и заохала.

— Что случилось, хозяин? — спросила подобострастно, отчего я поморщился.

— К тебе гостья захаживала днем?

Скатерть будто задумалась, затрепетала краями, а потом встрепенулась и без запинки ответила:

— Захаживала.

— О чем толковали?

— Да так, по мелочи, — зарделась кухарка, — я накормила ее, а она пожаловалась на то, что домой хочет. Не место ей здесь.

Я сжал челюсти, но промолчал. По душе растекся жгучий ручей разочарования. Неужели, настолько ей не понравилась наша ночь, что она домой засобиралась?

— Продолжай, — сухо вымолвил.

— Я ее и так уговаривала, и эдак, — охотно закудахтала Прасковья, — да девка только грустнее делалась и увереннее. Сказала, что слышала от одного из слуг, мол, в хранилище у хозяина можно поживиться драгоценностями. Вроде как плату взять за роль дара. Я ей сказала, чтоб вас дождалась. Но девка не из терпеливых, унеслась. Не понравилась она мне.

Костяшки на правой руке пронзила острая боль, а на пол посыпалась ледяная крошка, смешанная с серым камнем — я в порыве чувств разбил кулак о стену.

— Не гневайтесь, хозяин, — запричитала скатерть, трясясь от испуга всем полотном, — слыхала я, что Фока ее видал тоже. Может, он больше моего расскажет?

Я развернулся на пятках и покинул кухню, краем глаза замечая, что вслед за мной все инеем покрывается. Внутри поднималась ненависть. Как какая-то девка могла обмануть меня?! Даже поступок бывшей жены меня так не разозлил. Я просто отпустил ее с миром, да закрылся в тереме на год.

Воспоминания о юном теле только подогревали мою ярость. Я, после не очень приятного и продолжительного общения с человеческим царем, и так находился в состоянии: “Не влезай — откусит руку по самую шею”, хотел прикоснуться к нежной коже, а она оказалась еще хуже, чем предыдущие дары. Те, хотя бы, не прикидывались невинными и наивными.

Дверь хранилища слетела с петель, а едкий запах защиты сказал все лучше любых проверок и слов. Девка была здесь, открывала сундуки без спроса и вскрыла тот, где хранились мои наработки. Опасные и проклятые мной же.

Я сжал зубы, даже проверять не стал, что пропало. И так ясно, без специальных умений сундук с артефактами не открыть. Девку к нему прислали, чтоб он потерял голову, да расслабился.

Нет теперь им прощения.

Аська

Когда я подобралась близко к источнику света, оказалось, что я сильно ошиблась в предположениях. Но согреться хотелось больше, чем проявить осторожность.

Я несмело вышла из-за деревьев и оглядела небольшую поляну, спрятанную за засыпанным снегом кустарником и древними лиственницами, большими, чем я, раз в пять.

В центре поляны трещал костер, он поднимался к небу на добрых пару метров, весело стреляя искрами в разные стороны. А у костра сидели люди, закутанные в дубленки и тулупы. Они смеялись, стукались железными кружками друг с другом и о чем-то громко переговаривались.

Вокруг них оказались свалены туго набитые тюки. Транспорта, на котором люди бы перемещались,