Александр Иванов - Книгочёс

Упомянутые мной нюансы, конечно же, давно и успешно решены. Вам я привёл их лишь в качестве показательного примера, для понимания сути действия моего транслятора, схожей с работой программ-переводчиков. Только вместо слов иностранного языка мной были выбраны распространённые фразы и выражения из лучших фэнтезийных произведений, как отечественных, так и зарубежных. Эту программу я писал несколько лет. Много раз отказывался, но затем приступал к ней вновь. Мучился страшно, даже бросил курить...

И вот однажды, наконец, я сказал себе – всё, работа над программой кончена! Настало время проверить её в деле. Я испытал её, и она превзошла все мои самые смелые ожидания...

Он глубоко задумался, глядя в туманную даль мокрого осеннего редколесья, внезапно проступившего в разрыве лесных стен, бесконечно тянущихся вдоль железнодорожного полотна. Глаза его застыли, и рот слегка приоткрылся. Я выждал пару минут, затем вежливо кашлянул. Он очнулся от сонма владевших им мыслей и со вздохом продолжил:

– Так вот транслятор... Не могу сейчас сказать точно, какие помыслы владели мной тогда, когда я только приступал к его созданию, но я сделал так, что запущенная на моём ноутбуке программа транслятора, превращала в осмысленные фразы лёгкие касания пальцем тачпада. Это, если вы не знаете, панель управления программным курсором, посредством, определённым образом означенных прикосновений пальцев. Да, да – просто касаясь пальцем панели, я и заставил транслятор написать все те книги, что считаются принадлежащими моему перу, – он слегка усмехнулся. – А на деле, они принадлежат моему пальцу!

Он налил нам ещё по чашечке чаю и стал жевать печенье с отсутствующим выражением на лице. Так в молчании мы выпили чай и посидели, глядя в темнеющее окно. Наконец он продолжил.

– Транслятор удивительно тонко реагировал на каждое моё прикосновение. Нет, конечно, сразу у меня ничего особенного не получалось. Бывало, ткнёшь пальцем в панель, а он выдаст – «гррум-гррум, протопали бухие тролли по кривой горной дороге, таща на своих мощных горбатых спинах огромные чаны с перебродившим элем...». Ну, или что-нибудь подобное этому. Но потом, когда я основательно наловчился, стали возникать совершенно другие вещи... Вот например: «Звёздно-розовые лепестки нежных цветков эолана, распространяя благоухание вечно-поющей весны Средиземья, плавно уносились вдаль под звуки серебряно-струнной арфы красавицы-эльфийки Эйонурейс, этой страстной песней оплакивающей своего возлюбленного эльфа-воина Элаоминатора, ушедшего в безвозвратный поход в земли злобного и коварного Чёрного Властелина Саумаракалина...» Да-а-а...

Он мечтательно прикрыл глаза и посидел так несколько минут.

– Вначале я предавался этому занятию самозабвенно – из-под моего пальца вышли десятки великолепных книг. Лишь стоило мне слегка повозить мизинцем по панели, как возникал женский роман розовых фантазий со слезливым концом. А если я начинал энергично пошкрябывать и резко постукивать при движении указательного пальца – создавался крутой экшен с элементами восточных единоборств и шаманской магии. Но самые величественные вещи получались у меня, если я таинственно почёсывал свой палец о панель, и озорно вращал его при этом из стороны в сторону. Так возник весь грандиозный эпический цикл «Стибриллиялимон». И самые лучшие книги этого цикла вышли из-под почёсывания третьего пальца левой руки... И это был апофеоз моего творческого взлёта. Я стоял на вершине славы и вполне вкусил все полагающиеся ей атрибуты. Но эйфория постепенно прошла, и шевеления моего пальца стали не столь вдохновенны и превратились в обычную чесательскую рутину. Что, собственно, не очень сказалось на качестве самих произведений – транслятор продолжал проявлять себя как великолепный инструмент создания фэнтезийных книг. И я по-прежнему получал за них и славу, и восторженных почитателей, и призы в солидных конкурсах, и печать в солидных изданиях... Но. За всё в этом мире надлежит платить.

Отныне большую часть времени свободной некогда моей жизни, я был занят тем, что старательно вычёсывал из потёртых уже пальцев очередной шедевр, очередной плановый фундаментальный том. Ибо издательствам нужен поток, и поток непрерывный, а договор есть договор, и я был уже просто обязан... А жизнь-то уходит, и не все тяготы можно терпеть на своих плечах бесконечно... Деваться некуда, хотел бросить, но так просто бросить жалко... Но надо же когда-нибудь решиться... – он тяжко вздохнул и долил себе чаю.

Я сидел, молча, с остывшей пустой чашкой, слушал своего попутчика и испытывал чувство стеснительной неловкости. Согласитесь, не всегда приятно выслушивать откровения посторонних, особенно такие, которые разрушают ваши установившиеся мировоззренческие ощущения. Знаменитый писатель ехал со мной в купе и плакался в мою жилетку. И это совсем не доставляло удовольствия. Но я не мог его оборвать, ибо это было бы верхом невоспитанности. Вновь накатила дорожная скука и бездельная усталость.

За окном основательно стемнело. Сквозь неровные прорывы в мокрых осенних тучах изредка проглядывали мутные звёзды, но ещё реже звёзд проглядывали сквозь чёрные массы бегущих назад деревьев, одиноко светящиеся на тёмных бескрайних просторах, прощающейся с летом остывающей земли, хрупкие огоньки человеческого присутствия. Мы сидели в купе, даже и не думая зажечь освещение. Было странно и таинственно. Его темные днём глаза, сейчас, отражая редкие уличные огоньки, сверкали влажными бликами с красноватым отсветом, словно у голодного бестианского вампира, потерявшего при линьке свои перепончатые крылья.

Локомотив протяжно загудел, дёрнул состав и стал сбавлять ход. С доплеровским эффектом пронзительного звонка, промелькнул за окном ярко освещенный закрытый переезд со стоящими в унылом ожидании, грязными по самые уши, автомобилями. Загрохотали стрелочные развязки, и засиял набегающими огнями уличного освещения небольшой, Бог знает, чем живущий в этой глуши, городок. Приближалась станция.

Мой попутчик глубоко и грустно вздохнул, сложил термос и убрал его в портфель. Немного посидел, рассматривая пробегающие за окном невзрачные постройки и, когда поезд стал быстро замедлять ход, поднялся, надел плащ, оправился и обратился ко мне со словами:

– Приятно было с вами путешествовать. Премного благодарен за составленную тёплую компанию. Супруге большое спасибо, печенье – выше всяческих похвал. Передайте ей мои уверения в совершеннейшем почтении. И... Не судите меня слишком строго.

Он кивнул седовласой головой, открыл дверь купе и быстро ушел по коридору на выход. Поезд, скрипнув тормозами, остановился, выждал положенную долгую минуту и снова, длинно загудев, начал набирать ход к следующей ожидающей в непроглядной ночи станции.