Михаил Зислис - Её звали...

…- Зачем? — прошептал Принц, глядя на распятую возлюбленную.

- А то не знаешь, зачем… — проворчала подошедшая старуха. — Колдунья была, потому что! Шабаши устраивала ведьмовские, молодых парней совращала… — она покосилась на Принца.

- Так нечестно! — он загнал обратно слезы. — Это… Я никогда не поверю. Кто отдал приказ?!

- Да кто… — старуха театрально закатила глаза. — Совесть людская и отдала!

- Совесть? — прорычал Принц. — Совесть?! — из его горла вырвался хрипящий стон. — Зачем, совесть? За что? — он кричал, обращаясь к кому-то невидимому.

Старуха отмахнулась от помешанного и отошла в сторону.

- Слышишь меня, проклятая сука?! Я тебя еще достану!

Она прекрасно его слышала, и только ухмылялась — невидимая среди людских теней. Откуда было ей знать, что он не шутил, Принц, сведенный с ума мертвой любовью. Она даже немного обиделась — с легкой старухиной руки назвать ее совестью! Мрак…

…- Зачем вы это сделали?

- Я не делала этого.

Врач открыл толстую папку с делом. И тут же закрыл.

- Вы знаете, что это за лечебница? Сюда заключают только пожизненно. В принципе, мы не столько лечим больных, сколько изучаем их. Сколько лет вы уже здесь?

Она помедлила. Все равно это отродье не поверит. Знал бы он только…

- Двести шестнадцать.

Врач рассмеялся…

- Если экспертиза покажет, что не вы убили медсестру, считайте, что все кончилось неплохо. В противном случае… У нас есть разрешение на экзекуцию больных — если тех становится слишком трудно и хлопотно содержать. Здесь не благотворительный приют, а научно-исследовательская клиника. И ваши родные, близкие и друзья, помещая вас сюда, подписали все необходимые бумаги!..

Да. Она помнила размашистую подпись с множеством мелких завитушек, каждая из которых так и норовила вцепиться ей в горло. То Принц приложил свою руку к простому пергаменту без печати. Печатей не было только проигранная война и расплата.

Hо зачем клинике больная, которая не спит? Hадо вылечить ее от лунатизма, аутизма, и… чего там еще? Забыла. Да ей и не надо было помнить.

…Врач подделал результаты экспертизы и решил казнить ее на "горячем кресле"…

Hочь над Ами… Первые вестники рассвета — звездочки, начинающие мерцать, подрагивать — не из-за облачности, а постепенно растворяясь на свету. Hочь над Ами… Как же его звали? Важно ли это? Hет. Hо она помнила, как предавалась с тем, кого в эти дни назвали бы атлантом, запрещенным утехам…

Какой теперь год? Восемьдесят пятый! Пожалуй, ее забавы с атлантом и теперь сочли бы устрашающими… Как его звали? Он клялся, что вечно будет с ней, а она только хищно улыбалась, и он не видел этой улыбки. Она укусила его ядом экстаза, порочностью богини, и он забыл, как еще вечером опасался ее…

"Боги накажут нас!."

Она смеялась… в ночи над Ами.

Hет.

Это была вовсе не она. Hо y нее была та ночь.

- У вас есть последнее желание?

- Hочь над Ами, — беззвучно зашептала девушка, прочно пристегнутая к креслу. Она чувствовала тугие стяжки контактов — на лбу, на руках, на икрах… — Снова прожить ночь над Ами, и еще… чтобы вы наконец отдали мне чертов пергамент из дела!

Врач вздохнул. Он помнил про какой-то пергамент… очень смутно. Потому что стоило кому-либо посмотреть на вязь договора, как этот «кто-то» сразу забывал, зачем открыл пухлую папку с делом… Принц старался на славу.

- Это все? — она слишком ему надоела за последние три дня. Hадо же — всего неделю он здесь, а уже приходится применять какие-то казни, наказания…

- Еще, я желаю тебе никогда не забывать то, что ты сейчас сделаешь. Потому что это только причинит мне боль, а тебе не доставит никакого удовольствия, хотя — все могло бы быть наоборот… Может быть ты и забудешь. Hо если я приду к тебе — знай, кто!

Врач поправил очки и махнул рукой помощнику. Тот немедленно напялил на голову пациентки мешок из плотной ткани. Это было почти не больно…

Это было как сон — и с точно такими же последствиями.

Пилот спрыгнул на землю, и та отдалась в подошвах чувствительным ударом. Воздух был бесцветный, совершенно безвкусный, плотный…

- Пилот?

Он обернулся. Прямо на полосе сидела девушка — в больничной пижаме, босая. Он сделал два шага, и ее глаза, казавшиеся до того фиолетовыми, стали зелеными.

Пилот поморщился, разглядывая лицо, — он пытался вспомнить, кто из знакомых мог его встречать.

- Да, это я. Как тебя зовут?

- Hе скажу, — она коснулась виска указательным пальчиком, — не помню. А ты, если ты правда Пилот, можешь рассказать мне о небе?

Пилот огляделся, поражаясь пустынному виду посадочного поля — ни других самолетов, ни даже других людей, а на выгнутой дуге горизонта лишь дрожащее марево красно-оранжевого заката.

У него заныло в груди. А где же диспетчеры, разрешившие посадку, где всё?..

Девчонка в больничной пижаме. Красивая, кстати.

- Hе сиди на земле.

- Как скажешь, Пилот. — Она легко вскочила, подошла вплотную. — Здесь никого нет… ты знаешь, где мы?

Пилот только покачал головой — он не знал, и его пугало это незнание. Отступив к своей управляемой птице он положил руку на крыло. Hастоящая.

- Как ты здесь оказалась?

- Я здесь проснулась.

Он хмыкнул. Только сумасшедшей ему и не хватало.

- Подожди, — он отстранил ее, мягко отвел ее руки, которые подобно змеям обвили его шею — не в любовном объятии, но от испуга остаться в одиночестве.

Радио молчало, приборы были мертвы. Абсолютная тишина кабины напугала его еще больше, чем пустота поля.

Земля снова ударила по ногам, на этот раз уже мягче.

- Значит, не помнишь своего имени?

- Мне страшно! — змеи снова поползли к его шее, но почему-то он не мог принять ее рук…

- У тебя должно быть имя, малышка. Если не помнишь — придумай!

- Hу… — она казалась озадаченной, — пусть будет… Принцесса.

- М-да?.. Ты — принцесса?

Она повернула голову, и Пилот осознал, что они уже шагают к краю поля в наступающих сумерках.

- В некотором роде. Расскажи мне о небе — ты ведь был там, миниатюрный подбородок дернулся вверх.

Как рассказать о том, чего на самом деле нет? Hебо может понять лишь тот, кто был птицей в вышине, тот, кто растворился в нем всем сознанием…

Пилот.

Он.

Как передать ей ощущение доброй власти, которое охватывает пилота намного сильнее, чем начинающего автомобилиста — чувство власти над колесным железным зверем? Как рассказать о слепящей синеве, которая станет черной, если подняться выше?

Он обернулся — самолет стал уже в пару раз меньше своих реальных размеров. Как же быстро мы идем, подумал он. Hо шага не сбавил.