Лиорн - Стивен Браст

освещения были два затянутых бумагой окошка со стороны входа. Тут, однако, имелся и задний выход. Я хоть и устал, но был слишком на взводе, чтобы чувствовать сонливость. Поздним утром в подвальчике никого не было, кроме нас двоих и персонала, каковой я одарил должным количеством звонких штуковин, а они одарили меня клявой, и все остались довольны.

Кляву я просто обожаю. Самое худшее, когда умираешь, это мысль, что ТАМ никакой клявы уже не будет.

Ладно, может, не самое худшее.

Пока же я ощулил легкое прикосновение к своему сознанию, возникло знакомое присутствие и вновь прозвучал мысленный голос Сетры:

«Да, — сообщила она, — я могу это сделать. Сейчас?»

— Сейчас? — спросил я у Сары. Та кивнула.

«Да," — ответил я Сетре.

Затем в моем сознании словно развернулось теплое одеяло, если в подобном сравнении есть смысл. Сара выглядела слегка удивленной.

«Спасибо, Сетра.»

«Всегда пожалуйста. Мне редко выпадает удовольствие сотворить нечто такое, чего я ранее не делала. Как — нибудь поведаешь мне всю историю.»

«Как — нибудь.»

— Теперь мы можем разговаривать, — сообщил я Саре, — и передвигаться.

Не засекут.

Она поднялась, подхватила футляр с инструментом, повесила через плечо и вывела меня наружу, а впереди нас метнулись Лойош и Ротса, которые предпочитают самостоятельно удостовериться в подобных вопросах. Саре пришлось придержать дверь, чтобы они вылетели вон. Пока мы шагали по улице, Лойош вернулся ко мне на плечо, Ротса же продолжала кружить вверху, со стороны — обычный джарег, что летает над городом и надеется поживиться чьими — нибудь объедками.

Сара сразу повернула на юг, в сторону моря — океана, вниз по склону. И еще до того, как я спросил, проговорила:

— Ты и представить себе не можешь, кто возводит секретность в статус полной паранойи.

— И кто же?

— Театральные труппы.

— Правда?

Она кивнула.

— Они совершенно уверены, что соперники, дай им только шанс, сопрут все их идеи, образы и интерпретации.

— А это полный бред?

Она пожала плечами.

— Порой такое случалось, так что кое — какие основания у них есть.

— Ладно. То есть у них отличная защита?

— Каждый театр в Городе зачарован на противодействие волшебству, а специальные могучие заклинания препятствуют ясновидению и иным способам дальнего наблюдения вплоть до запуска спектакля, причем обычно они не утруждаются и не снимают этих заклинаний и потом, когда все закончилось.

— Ха. Понял, ты права, такого я и правда не ожидал. А как насчет псионического общения? Я буду вне доступа?

— Этот канал, как правило, оставляют открытым, чтобы режиссер мог вовремя подбросить актеру реплику, которую тот забыл. Как все это работает, я не уверена, но до Державы ты дотянешься, просто тебе не позволят пустить даже толику сил на какое — либо волшебство.

Псионическая связь, как полагают многие, предполагает хотя бы капельку волшебства, так что вот узкое место, и возможно, указание на способ, как Левая Рука могла бы найти меня. Но похоже, это лучший из доступных мне вариантов.

— Значит, ты предлагаешь мне спрятаться в театре?

Она кивнула.

— За кулисами, как правило, имеется место, где народ может отдохнуть, а в зданиях многих театров есть весьма просторные подвалы. Некоторые, в том числе и тот, куда мы сейчас идем, по сути представляют собой блок квартир, над которыми расположен собственно театр.

— И как мне уговорить их позволить мне остаться?

— Я знакома кое с кем из актеров. Многие музыканты работают и в театре.

У меня впервые екнуло внутри.

— Ты о мюзиклах?

— В том числе.

— Ладно, — проговорил я.

Мы вновь поднмались, я так понимаю, по склону Северного холма.

Какое — то время мы шли молча, и да, это был Северный холм, и мы свернули на Листопадную улицу. Театр именовался «Плачущий Паяц», и рядом с ним висела большая афиша. Я остановился и прочел:

«Премьера — 14‑го Тсалмота. Новое Прочтение классических «Песней Прессы» Линески, расширенное до Трех Дней! Включает Шесть Новых Песен, сотворенных Нашей Несравненной ЛЕДИ СИНДРОЙ! Представляем МОНТОРРИ в роли Кераасака и МАРСКО в роли Летры Савоуд!»

Я посмотрел на Сару.

— Летра Савоуд?

— Чтобы избежать ответственности, — пояснила она.

— Хм. Ладно. В любом случае, одно достоинство у трехдневного мюзикла имеется.

— Он не четырехдневный?

— Точно.

Сара чуть улыбнулась.

— Мне нравятся мюзиклы.

— Правда?

— Там обычно хорошие голоса, а легкость постановки позволяет достучаться до самых закрытых зрителей.

— Ха. Что ж, лично я не так много их видел. Давняя детская травма, можно сказать. И начнется постановка через шесть дней?

— Да, начали распространять слухи о премьере примерно неделю назад, а генеральная репетиция, скорее всего, пойдет через пару дней.

Мы обошли здание, чтобы добраться до бокового входа. Сара дернула за хлопушку; открылся глазок, потом закрылся, дверь отворилась. Пожилой креота, не обратив на меня внимания, спросил Сару:

— Кого — то подменяете?

— Нет, — ответила она. — Я друг Коты. Можно его повидать?

Старый креота что — то неразборчиво буркнул и отступил, освобождая вход.

Сара провела меня по лабиринту коридоров и помещений, смахивающих на ремесленные лавки, затем вверх по лестнице, затем снова по коридорам, и вот мы добрались до главного зала. Последний коридор вывел нас к, как я потом узнал, «краю семь», то есть откуда можно выйти на сцену, не проходя мимо зрителей. Она задержалась, выжидая, чтобы никто не оказался посередине реплики или что — то в таком роде, и появилась на сцене. Там сидело несколько музыкантов, вооруженных практически незнакомыми мне инструментами и внимательно следящих за неким углублением слева от нас.

Пройдя по сцене пару шагов, мы спрыгнули туда.

— Привет, Сара, — сказал один из них, похожий на джагалу. Последний раз он причесывался где — то в Междуцарствие, в руках — скрипка.

— Кота, — проговорила она, — рада тебя