Надежда Попова - Natura bestiarum.

— И надолго это? — осведомился торговец Феликс скептически. — Не будь пурги — давно уж взяли бы ноги в руки, это понятно, но мести может еще неделю. Долго нам сидеть в осаде?

— Четыре ночи, — отозвался Ван Ален со вздохом. — Вервольфы оборачиваются зверьми не в само полнолуние, как все полагают, а когда луна набирает последнюю силу и только начинает ее терять, то есть — за пару ночей до полной луны и еще пару ночей после. Одна ночь прошла, впереди еще одна и вторая, самая опасная — завтрашней ночью вместе с луной войдет в силу и он. После чего еще две ночи — и мы будем иметь дело лишь с человеком… если, конечно, он сам к тому времени, не сумев нас одолеть, не возьмет ноги в руки.

— А почему он не вошел сюда как человек? — тихо, несмело спросила Мария Дишер, и ее приятель воззрился на нее с удивлением. — Я хочу сказать, — пояснила девушка под устремленными на нее взглядами, — что он мог бы просто дождаться дня и войти сюда. Ну, как постоялец. Если он хочет убить всех нас, он мог бы поселиться здесь, а ночью стать волком и… Почему он так не сделал?

— Хороший вопрос, — заметил Бруно в наступившей вдруг тишине. — Логичный такой. Я б лично так и поступил; для чего рваться в открытую дверь?

— Не додумался, — нерешительно предположил крестьянин. — Тупая зверюга.

— Человек, — наставительно возразил Ван Ален. — Об этом не забывай. И, откровенно говоря, мне самому этот вопрос кажется весьма интересным.

— С другой стороны, — подал голос фон Зайденберг, — и нам вопрос этот пришел в голову не тотчас, может статься, и в самом деле он просто не догадался до такого простого способа. А теперь кусает себе локти.

— Нам многое в голову пришло не сразу, господин рыцарь, но мы-то варимся в этом дерьме меньше суток, а он наверняка свои действия планировал. Стало быть, и времени поразмыслить у него было больше.

— Майстер инквизитор сказал, что мы о нем ничего не знаем, — заметил Феликс. — Может, он и в человечьем-то виде дурень попросту? А то мы таких не видали. Головой стену проломит при открытой двери.

— Ну, это навряд ли, — возразил охотник с сожалением. — Тупица сразу бы и начал с нас, не заботясь о лошадях, именно не догадавшись бы отрезать нам пути к отступлению — попер бы напролом. Нет, этот, может, и не профессор, но не дурак уж точно.

— Как вы выслеживаете ликантропов? — осведомился Курт задумчиво, и Ван Ален, непонимающе нахмурясь, молча сместил вопрошающий взгляд к нему. — Я разумею, — пояснил он, не дождавшись ответа, — схему ваших действий с самого начала. Ведь не по нюху вы их определяете и не следите за каждым жителем Германии, а не обернется ли кто ненароком. Как вы их вычисляете?

— Это имеет отношение к теме?

— Брось, — покривился Курт, — сейчас не время блюсти профессиональные тайны.

— Да нет никаких тайн, — раздраженно отмахнулся охотник. — Все несложно и скучно; все так же, как и у вас. Бывает, нам о том просто рассказывают. Бывает, доходят слухи — «а в таком-то селении оборотень завелся»… Или, бывает, где-то прошла молва об убитом зверем человеке — и мы просто проверяем на месте. Если успеваем, если есть возможность — осматриваем тело, пытаемся говорить с людьми… словом, все, как у тебя. Ну, а после отслеживаем, не случится ли чего похожего в окрестностях спустя пару дней или через месяц, два, три. Если похожее уже бывало неподалеку — это, соответственно, повод заподозрить.

— А потом, — продолжил за него Бруно, — под подозрение подпадают все пришлые и проезжие?

— Обыкновенно да. Эти ребята не особенно любят буянить в собственном месте жительства; к чему привлекать внимание?.. Предпочитают на охоту отправляться от дома подальше. Но слишком далеко уйти все равно или не успевают, или ленятся, или, бывает, теряют страх и осторожность и начинают пакостить в собственных угодьях. Когда припекает пятки, они просто перебираются на новое место. В этом благословенном государстве его благословенные управители напринимали таких благословенных законов, что творить можно все, что захочется.

— Не по душе — вали домой, — оскорбленно насупился крестьянин. — Понаехало вас тут.

— Я родился здесь, — с подчеркнуто дружелюбной улыбкой возразил Ван Ален. — Моя мать — немка. Это мой родной язык и моя земля. Так, к сведению. Я имел в виду лишь то, что законодательное право на свободу для семи из десяти немцев подразумевает возможность избегать контроля со стороны управляющих этой страной сил. Твори, что хочешь, только не попадайся и плати налоги. И не попадайся, если не платишь.

— Твой человек, — усмехнулся Бруно, пихнув начальство локтем. — Возьми себе в помощники, а я уйду на заслуженный отдых.

— Я все еще не оставляю надежды тебя перевоспитать, — возразил Курт серьезно. — Либерал-пацифист в стане инквизиторских служителей не должен оставаться без присмотра, это опасно для его души. Кроме того, до заслуженного отдыха у тебя еще четыре года.

— Кроме того, — оборвал охотник, — политические прения могут обождать. Могу я узнать, к чему были эти вопросы?

— Когда ты вел эту тварь, — кивнул Курт, — все было так же? Так же были расследования на месте и разговоры со свидетелями?

— Почти так же; за небольшими исключениями. Этот за собою слишком много трупов не оставлял, хотя, конечно, наворотил достаточно для того, чтоб не терять его из виду.

— Однако ты все же потерял, в конце концов.

— И нашел, как видишь.

— Вообще-то, — возразил Бруно скептически, — это он нашел тебя. Быть может, себя он позволил найти?

— Твой помощник — самостоятельно мыслящая единица или переводчик твоих мыслей?

— Мой помощник, несомненно, имеет jus suffragii[16], — согласился Курт, — однако в данный момент его мысль есть выражение и моих выводов также. Да, имеется в виду именно это. Он сбил тебя со следа. А стало быть, он знает о тебе. Быть может, не только о тебе, но и тебя. Очно, id est[17]. В своем общении со свидетелями ты, часом, не вывел подозреваемого? И тем паче — не дал ли ему повода это понять?

— Хочешь сказать, — неспешно подытожил охотник, — что мы с ним знаем друг друга в лицо?

— Как вариант. Это объяснило бы тот факт, что он не воспользовался возможностями, предоставляемыми этим гостеприимным обиталищем, в который любой незнакомец имеет право войти и остаться. Возможно, дело именно в том, что он не незнакомец.

— Не знаю, — усомнился Ван Ален. — Не уверен. Подозреваемых не было. То есть — людей. Не было тех, кто привлек бы внимание в этом смысле. Разве что ему показалось, что я его заподозрил…