Андрей Столяров - Ворон

Птичьи крики таяли в погасшем небе. То, что я принимал за кусты, оказалось зарослями крапивы. Она взметывалась выше головы, совершенно черная и глухая, в ядовитой бахроме, листья и стебли были редко опушены стеклянными ворсинками. Крапива струилась по обрыву, и в ножевых просветах ее плескалось яркое серебро воды.

Наверное, дальше находилось озеро.

— Я иногда ловлю рыбу, — загадочно сказал Антиох. — Просто руками. Ты не можешь себе представить: погружаю в воду и ловлю. Тут есть карпы в метр длиной. Им по двести лет. У них чешуя — золотая. Я возьму за жабры, вытащу — они пучат глаза, в первый раз видят человека. Даже не уплывают, стоят около ног.

Он отступил ближе к темным зарослям. Я невольно шагнул за ним.

— Или змеи. Здесь есть удивительные змеи — зеленые, даже изумрудные, с красными глазами, или голубые, как лазурь, и тоже с красными глазами. Я поднесу к лицу плоскую мордочку, загляну в зрачки — тихая, невозможная тоска… А как они стремительно ползают — ни одного лишнего движения — зеленый ручей и рядом голубой ручей… И мудрая птица Ворон — тысячу лет сидит на этом дереве…

Антиох медленно жестикулировал.

— У вас тут безумная девица носится верхом на свинье, — предупредил я. — Следовало бы приструнить. Сарматию ей, значит, вынь да положь.

Он замер, держа в щепоти невидимый предмет. Сказал скучновато:

— Жалко ее. Бедная неграмотная девушка. Кто-то описал — теперь мучается.

— Где мы? — опять спросил я.

Антиох радостно хмыкнул.

— Еще не догадался? Тогда посмотри: Рыбы, Вода, Трава, Звезды. Живое и неживое — все вместе. Помнишь, мы приходили к тебе и говорили о бессмертии?

— Ты умер — конечно, помню…

— Ах — нет…

— Похоронили отлично, — заверил я. — Можешь не сомневаться. Я бы на твоем месте остался доволен.

Антиох обернулся назад, где ждал черный обрыв и больно, из последних сил, светила мягкая, прохладная вода.

— Это оно и есть — бессмертие… зубчатым лесом, над туманом, стелющимся по озеру, страшно, как во сне, зажглась большая волосатая звезда, за ней — вторая, третья…

— Зовут, — сказал Антиох. — Видишь — зовут…

Попятился, раздвинул крапиву.

— Идем.

У меня приросли ноги.

— Думаешь жжется? — спросил он. — Верно, жжется. Жжет насмерть.

Беззвучно распространялся в небе великолепный звездный пожар.

— Не могу, — выдавил я.

Я действительно не мог.

— Идем, идем…

Антиох отступал все дальше. Осыпанные стеклянным ворсом листья затягивали его.

Ворон на обугленном дереве щелкнул крыльями, тяжело поднялся в воздух, переваливаясь, точно падая, пролетел у меня над головой, разевая роговой клюв.

— Дур-рак ты, Ар-ркаша!..

Очнулся я на полу. Нос у меня расплющило о паркет, локоть неестественно вывернулся, на лбу появилась острая шишка. Наверное, я здорово кувырнулся.

Грудь прямо раздирало: не хватало воздуха, словно я неделю не дышал.

Я шевельнулся, и сотни крохотных коготков вонзились в легкие.

Было не двинуться.

Кое-как я все-таки дотащился до кухни. Пил долго и жадно, наваливаясь на раковину, мочил затылок под краном. Потом сильно размял лицо вафельным полотенцем и выхлебал всю заварку из чайника.

Немного отпустило. С разъеденного потолка шлепались капли. Здесь тоже потекло. На стене, под краской, вырос безобразный пузырь, из которого сочилась меловая струйка. Я притащил ведро и подставил.

Струйка не попадала. Таз в комнате переполнился, и я вылил его. Открыл форточку. В квартиру ворвался оглушающий грохот дождя. Хлестало по мокрым крышам, клокотало в трубах — содрогалась ветряная темнота.

Под настольной лампой в круге света белели три аккуратные страницы. Меня будто током ударило.

«ВОРОН»!

Абсолютный текст!

Это — Антиох. Бессмертие ему понадобилось. Вот и получил бессмертие.

Страницы лежали спокойно и тихо. Я смотрел на них, словно живая крыса выскочила на стол.

Диагноз у Антиоха был — асфиксия. Он перестал дышать. Я это хорошо помнил. Асфиксия. У меня болело в груди. Коготки еще покалывали.

Абсолютный текст!

Дождь за черными стеклами ревел и ревел, выматывая душу.

Я сел, зажмурясь, на ощупь придвинул теплые страницы, крепко взялся руками за край стола. Сердце выскакивало. Конечно, проще было не лезть: выбросить и забыть напрочь. Но меня разбирало любопытство. В конце концов, что может случиться? Я уже вернулся оттуда. Только одну строчку, всего одну, не больше. Чмокало в тазу, звенели оконные рамы. В прошлый раз все началось с того, что потускнела лампа. Это следует иметь в виду — как только свет начнет гаснуть.

Главное, не зарываться.

Я распахнул глаза.

Итак.

В верхней части страницы крупными буквами было напечатано — «ВОРОН».

Ниже стоял эпиграф: «Кто кричит ночью?»

Я очень осторожно перевел зрачки.

Ворон на обугленном дереве щелкнул крыльями, тяжело поднялся в воздух, переваливаясь, точно падая, пролетел у меня над головой, разевая роговой клюв.

— Дур-рак ты, Ар-ркаша!..

Я находился на берегу озера. Берег был песчаный, заросший скудной осокой. Неимоверной кручей нависал обрыв, и по верхней кромке его над дремучим бурьяном сияли волосатые звезды.

Зашуршала жесткая, нищенская трава.

Антиох протянул мне руку.

— Вернулся. Я так и знал, что ты вернешься.

Рядом с полузатопленной корягой воткнулась в песок легкая лодка.

— Садись, я тебя отвезу.

— Куда? — спросил я.

На дне лодки стояла вода.

— У меня есть дом, — увлекая меня, сказал Антиох. — Ты сам все увидишь.

Далеко, на той стороне, призывно горели два желтых окошка.

— Эта дверь всегда открыта…

— Не хочу, — слабо сказал я.

Он засмеялся, обнажив зубы.

— Там тебя ничто не держит. Тебе нечего терять. А здесь ты будешь жить вечно.

Звезды сияли, как фонари.

— Надо сделать один шаг, — сказал Антиох. — Только один. Войти в эту дверь: Рыбы, Земля, Змеи, Луна, Ворон… Один только шаг и будешь жить вечно…

Он ступил в лодку. Плеснуло. Весел не было. Весь мир объяла прозрачная ночь.

— Нет весел, — сказал я, сдаваясь.

— И пускай, — ответил Антиох, — зачем они нужны?

Невысоко над озером быстро взошла выпуклая кровавая луна и проложила багряную дорожку на дымной воде.

— Не др-рейфь, пр-риятель! — бодро крикнул ворон. Резко спланировав, с независимым видом брякнулся на узкий нос лодки…

Меня спасло то, что лампа свалилась. Ахнув, разлетелся стеклянный абажур, дребезжа покатилась подставка. Я вскочил и долго метался по комнате, ушибаясь в темноте о разные предметы — опрокидывал стулья, перевернул полный таз.