Далия Трускиновская - Шайтан-звезда

Саид и Рейхан переглянулись.

– Знакома ли тебе женщина с таким именем, о рассказчик?

– Нет, о Рейхан, женщины с таким именем, способной украсть другую женщину, я не знаю…

– А что нового узнал ты, о Саид?

– Я был у хозяина хаммама, и осведомил его о нашем положении, и он призвал банщиц, чтобы расспросить их о браслетах. И вдруг оказалось, что браслеты взяла одна из них, по имени Джейран, и понесла их владелице, и больше не вернулась.

– Джейран! – воскликнул Рейхан. – Говори, о Саид!

– И никто из банщиц, вместе с которыми она живет, не знает, куда она девалась, зато все они в один голос утверждают, что Джейран давно уже замышляла недоброе, о Рейхан. Она нехороша собой, и у нее скверный характер, и Аллах дал ей самое плохое, что только может получить при рождении девушка, – короткий вздернутый нос, впалые щеки и глаза, не то серые, не то голубые, и это – признак неверной и предательницы.

– Есть страны, где у всех женщин короткие носы и голубые глаза, так что же, все они – неверные жены и злокозненные хитрицы, о Саид? – спросила Ясмин, которой непременно нужно было проявить свою сварливость при посторонних мужчинах.

– Хозяин хаммама сказал мне то же самое, ведь он знает Джейран с детства, и сам воспитал ее, и обучил ремеслу банщицы, и она была в его хаммаме одной из лучших, – тут Саид вздохнул.

– Значит, другие ей просто завидовали! – воскликнула Ясмин. – А если я начну рассказывать, сколько бед принесла зависть женщин друг к другу, то моих историй хватит на дорогу отсюда до Каира!

– Единственная, с кем она дружила, была подавальщица напитков Наджия, – продолжал Саид. – И Наджия рассказала, что накануне в хаммам пришла богатая вдова с двумя красивыми невольницами, с которыми она обращалась ласково, словно с родными дочерьми, и она велела позвать лучшую банщицу, и Джейран пришла к ней, и вымыла ее, и растерла, и размяла, и вытянула ей все кости и суставы, и охотно с ней беседовала.

– Как ее звали? – перебил рассказчика Рейхан.

– В том-то и беда, что ее звали Фатима…

Саид замолчал, и надолго.

– А та, что принесла браслеты, назвалась Джейран! – сказал Рейхан. – Старуха сказала мне об этом. Все сходится, о Саид! Мы должны искать караван, состоящий из лошадей и верблюдов, при котором десять невольников, а ведет его женщина средних лет по имени Фатима! Теперь я знаю, что нужно делать – обойти все городские ворота и расспросить стражу!

– Это займет у тебя целый день, ибо я не стану подходить к стражнику даже за золотой венец повелителя правоверных, да хранит его Аллах и да вернет ему хорошее настроение, – заметил Мамед. – И Ясмин не станет этого делать, ибо как женщине ей это неприлично.

– Наконец-то хоть один человек сказал тут разумные слова! – воскликнула Ясмин.

– Потише, потише, о Рейхан, о Мамед, о Ясмин, – проворчал неожиданно хмурый и притихший Саид. – Во-первых, если это опытные воры и похитители, то они могут разделить свой караван на несколько отрядов, выйти через разные ворота и потом соединиться. А во-вторых…

Но что могло произойти во-вторых, он так и не сказал.

– Однако если мы не расспросим стражников, мы тем более ничего не узнаем, о рассказчик! – Рейхан уже был готов вскочить в седло, и мчаться, и догонять, и налетать, и отнимать, и блистать мужеством в споре белых мечей и серых копий.

– Послушайте меня, о правоверные, – вмешался Мамед. – Вы в этом городе люди пришлые, а я в нем родился и вырос. Когда я написал первую касыду, которая удостоилась внимания повелителя правоверных, этот рабад еще не был построен, здесь простирались поля и стояли одинокие загородные усадьбы. А медина, которую теперь пренебрежительно называют старым городом и смеются над ее запустением, строилась по определенному плану. Улицы в ней прямые и пересекаются под строгим углом, а две ее главные улицы проложены крест-накрест и за городской стеной они переходят в дороги. Но это только кажется, что из города ведут четыре большие дороги, на самом деле их три, потому что та, которая ведет на север, упирается в реку, и делает вместе с ней поворот, и сливается с той, которая ведет на восток. И лишь потом эти три дороги разветвляются. Так что если каждый из нас поедет по одной дороге и будет расспрашивать содержателей караван-сараев, то рано или поздно мы найдем место, где воры вновь соединились и откуда они поехали вместе. А если мы выедем сейчас все вместе из ворот рабада, то будем обречены ехать по одной-единственной дороге до развилки, а это будет нескоро, Аллах мне свидетель.

– Если госпожу украли те, кого я подозреваю, они повезут ее на восток, – сказал Рейхан. – Поэтому растолкуй мне, о почтенный Мамед, какая из дорог восточная, и я поеду по ней, и нагоню этих проклятых, и отниму у них госпожу и ребенка!

– А если госпожу похитили те, кого подозреваю я, то они могут повезти ее на запад, – возразил Саид. – Ибо она, как я понимаю, и была привезена в наши края с запада. Но непонятно тогда, зачем бы этим людям одурманивать госпожу банджем…

– Тебе это непонятно лишь потому, что ты не знаешь всех обстоятельств госпожи, о Саид, и те, кто мог прийти за ней с запада, знали, что добром она не пойдет с ними. Однако ты прав, и вне наших подозрений остается лишь южная дорога.

И они еще потолковали, и Рейхан пошел за погонщиками мулов и верблюдов, а для Ясмин он привел пегого мула-иноходца, чтобы ей были легки тяготы пути. И погонщики привели прекрасных верблюдов, из тех, что могут состязаться на бегах, и они рождаются, когда двугорбый самец-верблюд с востока покрывает одногорбую верблюдицу пустыни. Рейхан предложил этих верблюдов Саиду и Мамеду, а для себя он имел коня, и он был вороной, точно темная ночь, и подобный благородному Абджару, коню великого Антара.

На этих животных, которые состязались в быстроте с ветром, они выехали из ворот медины, и поехали по трем дорогам, и расспросили содержателей караван-сараев, и оказалось, что никто из них не видел каравана, сопровождаемого десятью невольниками, который возглавляла бы почтенная женщина из купеческих вдов.

– Еще немного – и домом нашим станет дорога, и мы поселимся на ней, и возьмем здесь себе жен, и родим детей, и дадим им в наследство отрезок дороги и наше ремесло, а ремесло наше будет в том, что мы станем собирать верблюжий навоз и продавать его желающим развести костер!.. – ворчал Мамед, подходя к огню, и подмышкой у него была немалая лепеха сухого навоза, который прекрасно горит и дает тепло.

– Еще немного – и мне нечего будет положить на скатерть, о почтенный Мамед, – отозвалась Ясмин, хозяйничая у костра. – И мы сможем только видеть сны о жареных курочках, начиненных размолотым мясом, о рыбных кушаньях на лепешках из плотного теста и о жирном жарком, которое обмакивают в разбавленный уксус… Скоро для нас, как для бедуинов, наилучшим лакомством станет масло с пахтаньем, которое добавляют к ячменной каше, клянусь Аллахом!