Елена Хаецкая - ОЗЕРО ТУМАНОВ

Красное пятно волос некоторое время еще расплывалось на поверхности воды, так что иные из преследователей решили, будто убегавшая разбилась насмерть и теперь из нее выходит кровь.

А Гвенн медленно опускалась под воду, глядя на свои волосы и последние солнечные лучи, что проникали сюда, в толщу воды. Тьма делалась все ближе, а свет уходил.

Эсперанс стоял на вершине скалы и смотрел на тонущую Гвенн. А затем он вздрогнул: радость, охватившая его, оказалась настолько сильной, что все его тело сотрясла сильная дрожь и ноги у него подкосились. Он сел на скале, вцепился пальцами в выступ на камне и услышал, как стучат его зубы.

Потому что чьи-то руки подхватили Гвенн и подняли ее на поверхность, и она очнулась на палубе корабля. То было одно из тех призрачных темных судов, что бороздят здешнее море и растворяются в тумане.

Кто-то спросил у Гвенн:

— Зачем ты бросилась в воду?

Голос был высокий, молодой, с металлом.

— Люди, злые люди хотели убить меня, — ответила Гвенн жалобно. — Вот почему я бросилась в воду.

Из ее красных волос текла на палубу красная влага, но это была не кровь.

— Теперь ты одна из нас, — сказал голос.

— А кто мы такие?

— Мы соль этого моря, — сказал голос. — Мы соль наших слез. Нас бросили, выбросили, отбросили. Вот почему мы — отбросы.

— О, — проговорила Гвенн, — мне это подходит. А куда мы плывем?

— Куда гонит нас ветер.

Гвенн засмеялась и что-то сказала, но ветер унес ее смех и над волнами порвал его в клочья.

И все исчезло.

Эсперанс глубоко перевел дух и огляделся по сторонам с удивлением: он как будто только сейчас обнаружил себя сидящим на скале, с мокрым от слез лицом, с царапинами на руках и тонким красным волосом, невесть как обернувшимся вокруг его пальца наподобие кольца.

— Ты виноват, Евстафий Алербах, ты виноват, — стучали колеса телеги. — Ты-ви-но-ват, ты-ви-но-ват… Ты нанялся к человеку, который знался с дьяволом, да не сумел ему угодить. И по твоей вине нам ни гроша не заплатили. Кругом ты виноват, Евстафий, ты-ви-но-ват, и скоро услышишь об этом от своих людей.

Евстафий шел и слушал этот голос, и понимал, что телега-то права. Да и что толку спорить с колесом!.. Нащупал Алербах кольцо на пальце, сжал кулак и сам сказал своим солдатам, что больше им не командир.

— Из этой страны не будет нам выхода, — прибавил он. — Народ здесь прижимистый, и земля такая же: кто встал на нее двумя ногами, тот, почитай, прирос. И я пропал совсем; а вы еще можете спастись.

Голландцы похоронили убитых на берегу и оставили Евстафия сидеть у могилы, а сами зашагали дальше и скоро скрылись из виду. Евстафий же смотрел на море, как будто ждал чего-то. Потом он засмеялся сам с собой:

— Видать, и впрямь я слишком сильно врос в эту землю, если продолжаю ждать спасения! Разве что какая-нибудь добыча сама приплывет ко мне в руки! Но что я буду с ней делать? Я голоден, и вода в моей фляге кончается.

С этими словами он растянулся на холодном песке и заложил руки за голову. Теперь он смотрел на небо, а от неба уж точно никаких чудес Евстафий Алербах не ждал.

И вдруг он услышал сильный шум: журчание воды и хлопанье парусины, топот ног по деревянному настилу и грубые голоса, что-то кричавшие друг другу. Евстафий вскочил и увидел прямо перед собой большой корабль.

— Либо я спал, и корабль подошел сюда во время моего сна, — сказал Евстафий, — и вот я проснулся. Либо же я заснул, и мне снится, что здесь находится корабль. Как громко они кричат! Хорошо, что я не понимаю ни слова.

Он повернулся лицом к кораблю и принялся рассматривать его.

Корабль был черным и иногда вдруг делался полупрозрачным. Тогда Евстафий мог видеть все, что происходит в трюмах и каютах. Он видел подвесные койки и большой котел, видел карту в медном футляре, парусину в сундуке и мешок с промокшей мукой. Моряки ходили сквозь переборки, они разрывали корабль своими телами; они постоянно были заняты какими-то своими морскими делами и совсем не замечали Алербаха.

Он встал на ноги и крикнул:

— Я здесь!

И тут же корабль мгновенно перестал быть полупрозрачным, а люди все замерли и как один повернулись на голос.

— Я сплю или проснулся? — спросил Алербах.

Он говорил на своем родном языке и не надеялся, что его поймут, но ему отвечали на том же наречии:

— Это не выяснено.

Евстафий вглядывался в лица, но плохо различал их, как будто ему вдруг отказало зрение. И чем дольше он разговаривал с моряками, тем лучше их видел: их образы как будто проступали сквозь черноватый туман.

Один, одетый лучше, чем другие, с золотой широкой цепью на груди, сказал Евстафию:

— Подойди.

Евстафий наступил на ближайшую волну и сломал ей шею.

— Ты жив или мертв? — спросил его человек с золотой цепью на груди.

— Это не выяснено, — ответил Евстафий. — Но я хочу подняться к вам на борт.

— Очень кстати, — отозвался человек. — Нам не хватает капитана.

— А где он? — спросил Евстафий.

— Возможно, он проснулся, — был ответ. — Или ожил. Или наоборот, скончался. Во всяком случае, мы выбросили его за борт.

Он взмахнул рукой, словно желая показать — как это было. И тотчас упала веревочная лестница. По пояс в воде Евстафий подобрался к кораблю. Он схватился за лестницу и начал подниматься. Лестница была соленой, и соль эта кусала его за ноги даже сквозь подошвы сапог; она вертелась под ногами и качалась, и Евстафий ударился несколько раз.

Корабль настоящий, решил Евстафий. Боль успокоила его. Он твердо верил: то, чего нет, болеть не может. И потому, кстати, не верил в страдания, которые причиняет утрата: любви, денег или конечностей.

Чьи-то руки подхватили Евстафия и втащили его на палубу. Щурясь, он смотрел вокруг себя, а его вертели, подталкивали, даже щипали.

— Вот такой-то капитан нам и нужен! — говорили кругом.

Скрипели деревянные механизмы; громадина паруса над головой повернулась, и вдруг стремительно побежал прочь от корабля берег. Евстафий видел, как поднимаются волны, но корабль не качался, и облака над головой стояли неподвижно.

— Я ничего не знаю о кораблях, — признался Евстафий.

Люди засмеялись, а человек с золотой цепью сказал:

— Тебе и не нужно ничего знать, Евстафий. Ты же наш капитан. Ты будешь казнить и миловать и взмахом руки указывать направление, а большего от тебя и не требуется.

— В таком случае я хотел бы поесть и выпить воды, — сказал Евстафий. — И еще я хочу спать.

Они переглянулись.

— Поесть мы тебе сейчас подадим, и воду, пожалуй, ты тоже получишь, но потом привыкай обходиться без них. А вот спать, Евстафий, капитану совсем не положено. Вдруг да случится что-нибудь и потребуется указать рукой направление, или казнить кого-нибудь, или внезапно помиловать? Приучайся-ка ты совершенно не спать!