Марк Энтони - За гранью

Внезапный стук в дверь заставил Грейс вздрогнуть и отвлечься от воспоминаний. Она резко обернулась, чуть не расплескав вино, и крикнула:

— Войдите!

Посетителем, по счастью, оказался не один из ненавистных вельмож, а совсем другой человек, хотя и принадлежавший к высшей знати, но которого она всегда была рада видеть. Поспешно вскочив, Грейс с приветливой улыбкой бросилась навстречу вошедшей.

— Эйрин!

— Как хорошо, что я тебя застала, Грейс, — воскликнула баронесса.

Грейс изучающе посмотрела на подругу. Та выглядела  немного уставшей, но довольной и как будто даже повзрослевшей. На ней было новое платье цвета индиго, которого Грейс раньше не видела. Корсет туго облегал ее стройный стан и заканчивался вызывающе глубоким вырезом. Вместо привычной шали правое плечо Эйрин покрывала изящная меховая накидка из белого кролика — так искусно уложенная, что человек непосвященный никогда бы не догадался о врожденном физическом дефекте юной баронессы.

— Ты не поверишь, но я как чувствовала, что сегодня непременно тебя застану, — продолжала девушка.

Грейс насмешливо приподняла бровь:

— Неужели? А я уж было подумала, будто леди Тресса учит тебя чему-то такому, о чем ты даже мне не можешь рассказать.

Лилейные щечки баронессы вспыхнули румянцем.

— Ну что ты такое говоришь, Грейс?! — обиделась она. — Мне от тебя скрывать нечего! Просто предчувствие — и ничего более.

Грейс опустила глаза и несколько секунд внимательно изучала собственные пальцы — длинные, гибкие, сильные пальцы прирожденного хирурга, почему-то сжимающие не скальпель, а оловянный кубок с вином. Потом тихо сказала, не поднимая головы:

— Знаешь, последнее время мне все чаще начинает казаться, что не существует такого понятия, как «просто предчувствие».

Эйрин тревожно оглянулась на дверь, на цыпочках подошла к ней, выглянула наружу, затем плотно закрыла и заперла изнутри. Когда она вновь повернулась к Грейс, синие глаза баронессы были широко раскрыты и серьезны, но что-то в ней неуловимо изменилось.

Она больше не выглядела старше своих девятнадцати лет.

— Иногда я думаю о том же, Грейс, — призналась Эйрин. — А иногда… иногда я даже не знаю, что и подумать.

Они сели рядом на лавочку у окна. После короткой паузы девушка снова заговорила:

— Не знаю, долго ли еще смогу выдержать. Тресса говорит мне: сделай то, сделай другое, и показывает, как это надо делать, но никогда не объясняет почему. Меня это временами просто бесит! Но я все равно делаю, потому что хочу научиться… должна научиться! К тому же бывает и так, что я…

— Бывает, что ты сама понимаешь почему, — с улыбкой закончила Грейс.

Эйрин заглянула ей в глаза:

— Что мы с тобой творим, Грейс? Тебе не страшно?

Грейс долго смотрела в окно на покрытый подмерзшей грязью обширный крепостной двор, собираясь с мыслями, прежде чем ответить.

— Не знаю, Эйрин, — сказала она наконец. — Знаю только, что едва ли смогу теперь остановиться на полпути. Кайрен показала мне удивительные вещи… Этот Дар, Дух Природы… Когда я прикасаюсь к ним, то чувствую себя такой… такой…

Какой же, Грейс? Могущественной? Раскрепощенной? Прекрасной?

Да! И не только. У нее не находилось подходящих слов для описания непередаваемых ощущений, но слабое пожатие руки Эйрин подсказало Грейс, что та и так отлично ее поняла.

— Мне кажется, — продолжала Грейс, — нам следует все же рассказать об этом Бореасу.

Эйрин резко выдернула руку и прижала к губам, чтобы не закричать. Ее прелестное личико выражало неподдельный ужас.

— Ты сошла с ума, Грейс! — воскликнула баронесса. — Умоляю, признайся, что ты пошутила. Бореас прикажет нас четвертовать, если узнает правду! Он же ярый приверженец культа Ватриса, а между поклонниками Быкоубийцы и колдуньями вековая вражда.

Грейс печально вздохнула и опустила голову. Конечно же, Эйрин права: о таких делах никому нельзя рассказывать, даже самым близким и надежным друзьям. Религиозный фанатизм — штука страшная. Кайрен не зря ей говорила о преследуемых и сжигаемых на кострах ведьмах.

Тревога на лице баронессы сменилась озабоченностью.

— Что с тобой, Грейс? — спросила она.

— Сама не пойму. С одной стороны, я служу Бореасу, вынюхивая и подслушивая для него на заседаниях Совета. А с другой — мы с тобой обе ходим теперь в ученицах Иволейны, за которой мне тоже предписано следить и выведывать все, что возможно. Я подозреваю, что она готовит какой-то сюрприз, но сколько ни билась, так ничего толком и не выяснила. — В мозгу у нее лихорадочно крутились незримые шестеренки, заставляя складываться в единую картину бесчисленные слухи, сплетни, обвинения и недомолвки, услышанные в зале Совета за последние три дня. — А еще я думаю, что Иволейна представляет на Совете не только Толорию, но и орден колдуний. Уверена, они что-то затевают. Да и Кайрен постоянно намекает на скорые перемены. Ты зря улыбаешься, Эйрин. Я прекрасно знаю, что она стерва и верить ей нельзя ни на грош, но она тщеславна и любит подчеркнуть свою осведомленность. Нисколько не сомневаюсь, что вокруг Совета Королей плетется какая-то мощная глубинная интрига. И колдуньи в ней определенно замешаны.

— Она все время наблюдает, — задумчиво молвила баронесса..

Грейс вопросительно взглянула на подругу.

— Иволейна, — пояснила та. — Во время заседаний она постоянно наблюдает за всем, что происходит за столом и в зале. Наблюдает и ждет.

— Чего?

Красноречивое молчание Эйрин само по себе служило достаточным ответом. Будь ей известно, за кем наблюдает и чего ожидает королева Толории, они бы сейчас не мучились неопределенностью и не задавали друг дружке безответных вопросов.

Баронесса бросила взгляд за окно и испуганно вскочила с лавки.

— Извини, Грейс, мне надо бежать. Леди Тресса очень не любит, когда я опаздываю.

— Да-да, ступай.

Грейс тоже поднялась и проводила Эйрин до двери. Уже за порогом баронесса обернулась:

— А ты разве никуда не собираешься?

— Кайрен сказала, что сегодня вечером у нее дела, и дала кое-какие рецепты, чтобы я самостоятельно попробовала сварить травяной отвар. Так что мне есть чем заняться.

Баронесса понимающе кивнула, улыбнулась на прощание и со всех ног бросилась бежать по коридору. Грейс проводила ее взглядом и вернулась в комнату.

Оставшись одна, она зажгла свечу, потому что за окном уже смеркалось, и высыпала на столик содержимое нескольких полотняных мешочков. В них были травы, собранные Грейс утром в саду. Села в кресло и принялась вспоминать рецепт, который Кайрен категорически запретила записывать и заставила заучить наизусть.