Артем Тихомиров - Чрезвычайный и полномочный

Ознакомительный фрагмент

Говорун взмахнул руками, и боковые двери растворились, выпуская в зал небольшую толпу девушек, сопровождающих невесту. Они были в доспехах и при оружии. Все, кроме невесты, которой, видно, по такому случаю не полагалось даже дубинки.

Офигильду облачили в длинное платье, облегающее мощные формы, а длинные золотистые волосы заплели в две косы. Глядя на нее, Талиесин все гадал, в какой степени девица соответствует местным канонам красоты. Возможно, на сто процентов. Но по его, цивилизованным, ни на один. Слишком велика, слишком щедра плотью, слишком экзотична. К тому же, как все варварши – воительница, а виконт не любил, когда дамы изображают из себя отчаянных рубак.

Церемония тем временем катилась по утвержденному сценарию. Посол не очень понимал его смысл. Офигильда и ее товарки остановились и были окружены родственниками, которыми верховодил ее отец, страшный варвар Ворчлюн. Начались какие-то ритуальные переговоры, после чего Ухайдак повел свою дочь в сторону Пнилла, ожидающего свою суженую в компании дружинников и членов собственного Клана. Повстречавшись, стороны долго расшаркивались и произносили какие-то таинственные фразы. Ворчлюн, гордый тем, что настолько приблизился к власти, зыркал глазами в сторону гостей. Вот, мол, какие мы, породнились с Пниллом.

Продолжалось действо долго. Талиесин устал стоять и всерьез подумывал нарушить церемониал, шлепнувшись на стул.

– Приступаем к пиршеству! – заревел Говорун неожиданно, и посол чуть не взмыл к потолку.

По рядам гостей пробежал радостный ропот. Словно по команде, все заорали здравицу в честь молодоженов и разбрызгали по окрестностям некоторое количество вина.

Виконта облили первым делом, испортив его очередной костюм. Собираясь возмутиться, Талиесин быстро понял, что его в этом чудовищном оре просто не услышат и не обратят внимания.

Тогда он сел и мрачно уставился на свою тарелку. Она была громадная, как щит, вырезана из дуба и выдержала бы, наверное, удар боевого топора.

Фиенс уже накладывал на нее разные «вкусности».

Виконт не сопротивлялся. То, что в цивилизованных государствах называется депрессией, навалилось на него как тонна булыжников. Жизнь стала – в самом мягком определении – совершенно не мила.

Помощник налил ему пива и посоветовал расслабиться.

Талиесин хотел спросить: «Как?»

Пнилл и Офигильда сидели в непосредственной близости от тиндарийской делегации. По виду – скромники, по сути – страшные свирепые создания. Невеста, как положено, опускала взгляд и пыталась краснеть всякий раз, как гости принимались горланить что-нибудь в ее честь.

Потолки дрожали. В такт крикам псины, приближенные ко двору и околачивающиеся в зале в ожидании объедков, принимались выть. Их нервная система не выдерживала такого давления.

«Боги, дайте мне сил выдержать это», – подумал виконт.

– Нам оказали большое внимание, посол, – сказал Фиенс, наклонившись к его уху. – Мы сидим рядом с Пниллом. Почти рядом, наравне с членами клана Раздеруев и родственниками невесты.

– Это не радует, – признался виконт, – я бы предпочел здесь вовсе не быть.

– Держите хвост пистолетом, – подмигнул Фиенс и заставил Талиесина хлебнуть пива.

Тот ждал какого-то кошмарного пойла, но вместо того получил отличного качества напиток. Сам не заметил, как выдул и вторую кружку, и только тогда обратил внимание на еду. Желудок воспрял из небытия. Он ничего не имел против жаркого из моржатины и запеканки из картофеля, редиса и мидий.

Талиесин срубал порцию, даже не заметив. Отрыжка вырвалась из его утробы, и виконт машинально извинился. Правда, внимания на него никто не обратил – пирующие показывали куда большее пренебрежение правилами поведения за столом.

Чувствуя, как пиво бодро бежит по крови, виконт рассматривал гостей. Гномы были тут, их посол знал. Кобольды тоже – сбросили под влиянием пива свою мрачность и с хрустом и чудовищным чавканьем пожирали жареные кабаньи туши, которые слуги еле успевали подносить.

Были и орки, посланцы варварской страны Головорезии. Посол присмотрелся – уж больно его заинтересовали эти личности.

Орки были могучими, сплошь состоящими из мускулов, большого роста и могли, пожалуй, составить конкуренцию и варварам. У каждого за спиной висел громадный двуручный меч. Посол Головорезии (Арбар, как потом выяснил виконт) к мечу добавил топор, которым только головы гигантским драконам сносить.

Орки ели словно… орки – будто сто лет маковой росинки во рту не держали. Уже через пять минут после начала пира их могучие торсы покрылись соусами и объедками. Кости и то, с чем лень было разбираться, орки швыряли собакам. И не только они – на собачью долю выпало сегодня просто невероятное количество еды. За нее даже драться не приходилось.

«Да, это тебе не прием в обители королей Тиндарии, где от куртуазности просто не продохнуть, – подумал Талиесин, глотая пиво и запихивая в рот куски отбивной медвежатины. – А может, так оно и надо?..»

Вскоре появились музыканты. Пятеро варваров с мордами отъявленных алкашей притащили барабан, две флейты, гусли и что-то вроде волынки. Уселась лихая пятерка, судя по настрою, готовая задать жару, на возвышении в северо-западном углу тронного зала.

– А ну, маэстры, гряньте нам что-нибудь!!! – проревел Пнилл Бычье Сердце, размахивая длинным шампуром, на который были целиком насажены жареные лебеди. – И чтоб повеселее!

Офигильда, до сих пор не произнесшая ни слова, захлопала. Могло показаться, что кто-то шлепает друг об друга двумя китами.

Маэстры грянули – так, что у Талиесина заложило уши, хотя он сидел далеко.

Дикая какофония звуков, не имеющих ничего общего с мелодией, заставила дрожать стены и ходить ходуном тяжелый, груженный едой стол. Вероятно, сам дворец попытался пуститься в пляс.

– Вот это да! – одобрил Пнилл, обнимая свою невесту за плечи.

Та потупилась, замахала длинными ресницами и вытащила из бадьи с окрошкой нечаянно окунувшиеся туда косы. А потом принялась сосать их концы. Не пропадать же добру.

Родственники невесты и другие дикари принялись подпевать, и у них, самое интересное, получалось. О чем повествовалось в песне, Талиесин не понял. Возможно, она считалась боевой, потому как боевитость просто пронизывала культуру Диккарии сверху донизу.

Оглушенный, виконт сидел и машинально заталкивал себе в рот трюфели в сладком соусе. В голове у него отдавались эти страшные звуки, словно в бочке.

В воздухе над столом летали кости и объедки. Собаки, обожравшись уже через десять минут после начала пира, лежали пузами кверху.