Олег Дивов - FANтастика

— Так все просто. Бандитов перестреляли, преступность на нуле, карать стало некого. Эти возрожденцы, хоть и мудаки, но идиотами их не назовешь. Грамотно все просчитали, сволочи. Если есть в стране такая хорошо обученная и слаженная организация, способная только находить, судить и убивать, то рано или поздно ее нужно будет или уничтожить, или найти новое занятие. — Говорить это было обидно вдвойне, потому как правда. — Вот и натравили их на нас.

— Да что тут говорить, об угол их всех… — Калудкин кое-как поднялся, схватил непочатую еще бутылку и осторожно, по стеночке вышел из номера.

Мы молчали.

Силюгин отрешенно смотрел в окно. Туда, где среди деревьев цепью растянулись государственные бойцы. На всякий случай, если вдруг кто сбежать захочет.

Анна курила, разглядывая рисунок на обоях.

А я думал о том, что все равно ведь можно прорваться через оцепление. Наверняка можно. Не так уж сильно люди изменились за эти годы. Все равно кто-нибудь дрыхнет, а где-то в дурака рубятся на щелбаны. Только ведь бежать бессмысленно. Найдут. А если не найдут — куда податься? В тайгу? Вырыть землянку и жить натуральным хозяйством? Стать изгоем? Ведь увидит кто, узнает — сдаст. Потому что не сдать нельзя. Потому что государству виднее. Если объявили преступником — значит, так и есть. В подкорке у людей уже записано, что государство справедливое. Потому что видели все, как в стране порядок наводили, потому что жить стало лучше. И проще.

— А может быть, все не так плохо, как кажется? — спросила Анна.

Я усмехнулся. Молодая еще, первую книгу только издала. Решилась все-таки. Смелая, значит. И талантливая. Иначе в издательстве отговорили бы. Они же там все свои, жалеют нас, писателей. Особенно начинающих.

— Может, и не плохо. Только раньше веселее было. — Силюгин грустно посмотрел на девушку и снова уставился в окно. — Бывало, приедешь на конвент, а тут на одного писателя десять начинающих. Бегают, суетятся…

Я вспомнил, как мы удивились, когда только объявили о создании нового министерства — министерства литературы. Даже обрадовались сначала. Если будет такой контроль качества, если каждый знать будет, что написал дрянь, — готовься жизнью ответить, то и писать лучше станут. Уж во всяком случае, меньше.

— За это выпить надо, — сказал я, чтобы разрядить обстановку.

— Да, — поддержал Силюгин. — За народ. Чтобы им кошмары не снились. Кстати, Аннушка, а ведь Вадим прав: у вас действительно очень красивые ноги. И глаза.

Девушка едва заметно покраснела и улыбнулась.

Я отхлебнул прямо из горла и встал.

— Ладно, пока еще на ногах держусь, посмотрю, чем народ занимается. А вы тут не скучайте.

Мягко прикрыв за собой дверь, я остановился и прислушивался. Где-то дрались, где-то орали песни. Многие уже наверняка спали, приняв сверх нормы. Сегодня нам все можно. Завтра в полдень кого-то заберут, чтобы уже никогда не вернуть. А сегодня каждый, как мог, пытался прожить свой, возможно, последний конвент.

Утром я проснулся от бесцеремонных тычков в бок. Разлепил один глаз и злобно уставился на своего мучителя. Силюгин возвышался надо мной, как всегда свежий и бодрый.

— Чего тебе?

— Сам же просил разбудить без пятнадцати, — пожал плечами Дима и отвернулся к раззявленной пасти полусобранного чемодана. — Пиво в холодильнике, — бросил он через плечо.

Я хмыкнул, открыл второй глаз и прислушался к ощущениям. Голова не болела, зато болели ноги. У меня почему-то с похмелья ноют икры и колени. Все как всегда.

— А где Аня? — спросил я, сползая с кровати.

Силюгин покосился на меня и назидательно произнес:

— Пить надо меньше.

— Что, еще меньше? — ужаснулся я и поплелся умываться.

Я уже выходил из душа, теребя полотенцем жалкие остатки кудрей, когда в дверь постучали. Мы с Димой переглянулись, я посмотрел на часы. Две минуты первого. В дверь постучали настойчивее. Я стоял, не решаясь даже пошевелиться. Страшно не было. Просто сейчас все должно было стать известно.

— Откройте. Сержант Косенко, государственные вооруженные силы.

Силюгин подошел к двери, еще раз оглянулся — я все еще стоял с полотенцем в руке. Щелкнул замок.

На пороге номера топтался тощий паренек в серых штанах и такой же серой куртке. На худом загорелом лице сквозь серьезность и значимость порученного дела просматривалось любопытство.

— Сержант Косенко, государственные вооруженные силы, — еще раз представился мальчик.

— Очень приятно, — сказал Силюгин.

— Я должен доставить Сергея Николаевича Равского.

— Одеться можно? — растерянно поинтересовался я.

Вопрос, очевидно, смутил сержанта, уши его порозовели. Не дожидаясь ответа, я ушел в комнату.

Вот и все, думал я. Значит, прав был вчера Калудкин. Последняя книга. Последний конвент. Жаль только, с Леной не попрощался по-человечески. Хотя она — женщина умная, уже который год меня провожает как в последний путь.

— Ну, я готов. Можно идти.

Я старался говорить спокойно. Сержант все так же топтался на пороге, а Силюгин рассматривал свои ногти.

— Сергей Николаевич, следуйте за мной, — сухо сказал военный и отошел от двери.

Дима хлопнул меня по плечу и тихо, растягивая гласные, проговорил: «Увидимся».

Мы шли по длинным, не особенно светлым коридорам пансионата. Мой конвоир пару раз обернулся — проверял, не собираюсь ли сбежать. Несколько раз нам попадались люди в серой форме, которые рассматривали меня с нескрываемым любопытством, а на сержанта вообще внимания не обращали.

Практически у самой лестницы пришлось задержаться. Дорогу перекрывала толпа человек пятнадцать. В центре скопления людей возвышались трое военных с оружием, которые обеспечивали свободное пространство перед крайней дверью. Пробираясь к лестнице, я заглянул в номер. Немолодой уже, седеющий мужчина пытался большим своим круглым животом вытолкать из комнаты парнишку в сером. Военный не особенно сопротивлялся, но и уходить не думал. Невидимая мне, где-то в глубине комнаты плакала женщина.

Я хотел было задержаться, но сержант уже выбрался из толпы и нетерпеливо смотрел в мою сторону.

Наконец мы остановились перед дверью очередного номера. Она ничем не отличалась от прочих. Разве что по обе стороны стояли люди в форме. Сержант постучал и, не дожидаясь ответа, открыл дверь.

— Товарищ полковник, Сергей Николаевич Равский доставлен.

— Спасибо, сержант. Вы свободны, — услышал я сухой, властный голос.

— Проходите, — сказал сержант и отошел в сторону.

Я вошел в обыкновенный номер пансионата. Кровать была убрана, зато почти половину комнаты занимал большой письменный стол. У окна стоял высокий мужчина. Когда дверь за мной захлопнулась, он обернулся.