Мария Двинская - Дети богов (СИ)

Стоял последний день третьей десяты месяца и на площади, как обычно в такие дни, шли торги. Многие приезжали в город регулярно, и я знал, что во втором ряду на третьем возке можно недорого взять хорошую вырезку у молоденькой крестьянки, приехавшей в сопровождении двух дюжих молодцев, по всей видимости, братьев. И иной раз создавалось впечатление, что подвернись достойная пара, они с радостью отдадут и сестру, подзадержавшуюся в девках. А ещё через четыре возка всего за большую медьку я обычно осчастливливал Фера полным кульком медовых тянучек. Что он нашел в этих приторно сладких и намертво склеивающих зубы конфетах, я не понимал, но брать их не прекращал.

Сегодня на краю неровного строя крестьянских телег и повозок разъездных торговцев появился новый элемент. Большой фургон, запряженный парой чёрных до синевы коней, остановился возле самого проезда. В отличие от других, его хозяин не опустил борта и не повесил торбы с зерном на морды лошадей, как будто собирался сорваться с места в момент. Фургон и сам по себе привлекал немало внимания — такой же чёрный, как и лошади, он был густо усеян жёлтыми и белыми звёздами на синих разводах. Над торговым окном в торце на ярко синем фоне красовалась не менее яркая надпись. Буквы из до блеска начищенной меди до боли резали глаза и сливались в плохо читаемое пятно. Я с большим трудом разобрал надпись «Фсё для кадлвства, видаства и прочая».

— Иди отсюда, дубина горская, — повелительно махнул рукой владелец фургона, будто отгоняя назойливую муху. — Не про тебя товар, неуч.

На горца я не обиделся. Нас с Фером в городе постоянно за них принимали — темноглазые и темноволосые мы походили на местных жителей гор, и незнание некоторых обычаев также легко объяснялось горским происхождением. Но вот неуча я ему простить не мог.

— Сам ты неуч, собака брехливая!

— Кто собака?! Да ты знаешь, с кем разговариваешь? Я — великий Колос!

— Ну да, великий — так велик, что за раз и не обхватишь! — на самом деле торговец был не настолько толстым, но почему бы не обидеть нехорошего человека, если он сам подставляется?

— Да ни одна волшба на сто ден окрёст не проходит без моих товаров!

— То‑то ни одного колдуна и не видно, небось, у тебя закупились.

Вокруг потихоньку собиралась толпа. Близко не подходили, но издалека зубоскалили.

— Да я тебя, нахала!.. — Колос вытащил из‑за пазухи короткий предмет, похожий на рукоять ножа и направил на меня. — Беги отсель, а не то встретишься с… в кого вы там верите?

Толпа поспешно растеклась по обе стороны от меня, стараясь не попасть на прямую между мной и торговцем.

— Да в тех же и верю, — я не только остался на месте, но и демонстративно принял расслабленную позу. — Убери игрушку, народ осерчает.

Народ в самом деле недовольно гудел. Одно дело — ругаться при торге или когда товар некачественный, подрались бы и то, народ понял. Но вот угрожать при этом смертоубийством, да ещё и колдунственным — не по людски. Колос злобно сверкнул глазами, но артефакт убрал и сразу же переключился на мальчишек, которые, воспользовавшись моментом, уже вовсю тёрли его вороных снегом. Кони недовольно фыркали и рыжели на глазах. Я облегчённо перевёл дыхание. На таком расстоянии даже будучи в форме, я мог не успеть отразить или поглотить удар из пушечки. Хоть я и не увидел на её торце камень — огневик, без которой она была просто куском палки, камень мог быть спрятан внутри для обмана таких глазастых и сведущих.

Я поспешил отойти подальше от фургона, мне совсем не хотелось продолжения ругани со столь нервным торговцем, да и не люблю я, когда в меня оружием тычут. Позади свидетели происшедшего осуждали торговца и разносили слухи и сплетни по базару, рассказывая, пересказывая и уже досочиняя подробности. Судя по всему, Колоса здесь не любили, но и не связывались.

Меня кто‑то несильно толкнул, обгоняя и почти скрылся за возками. Спохватившись, я хлопнул рукой по карману. Так и есть, карманники воспользовались моментом и открыли счёт. Привычно поискав глазами, я нашел их компанию. Улыбаясь мне во все зубы, один из них радостно потрясал кульком вытащенных у меня тянучек. Я развёл руками, мол, ну, что поделаешь, ваша взяла. Они дружески махнули руками и разбежались дальше промышлять в толпе.

Немного успокоившись после перебранки с торговцем, я прокрутил в голове разговор. Не так уж и был неправ этот Колос, предположив мою неграмотность. Там, где в лучшем случае один из десяти знает буквы, сложно представить, что человек из ещё более глухого места, умеет читать. На моей улице, например, кроме меня только двое дружили с азбукой. Один из них — служитель Единого, второй — ростовщик. Ростовщик даже писать умел. Что очень даже удобно при повальной неграмотности клиентов — запишешь в долговую книгу другую сумму, а никто и не заметит. Хотя, умей наш Красный писать, так и знать не знали бы про инквизицию на нашу голову. Фер тоже читать не умеет и считает это вполне нормальным. Фер… Мысль ещё не успела оформиться, а ноги уже привели к книжной лавке. Деньги её владелец делал на сувенирах и безделушках и книги для него были чем‑то вроде забавного увлечения и задела на будущее — недавно изобретённое книгопечатание обещало сделать книги доступными каждому.

Фер новости о своём обучении грамоте воспринял слишком уж радостно. Похоже, он понял это как начало обучения магии и ревностно принялся учить буквы, как будто от этого зависела его жизнь. Я не стал его разочаровывать и сообщать, что магии уж точно его учить не собираюсь. Во первых, на это нужно потратить много лет и ещё больше месяцев, не говоря уж об усилиях, а я рассчитывал расстаться с мальчишкой как только минет угроза от инквизиции. Во вторых, называя кого‑то учеником, учитель берёт на себя ответственность за все его действия. А мне это надо? Мало ли что он натворить может. В третьих я никого никогда и ничему ещё не учил и не знал, с какой стороны начать и как вообще проверить способность Фера к магии.

Зима перешла от бесснежных трескучих морозов к пронзительным метелям.

— Проснитесь, пожалуйста, — кто‑то осторожно, но требовательно потряс меня за плечо. Голос был женским и знакомым. Наверное, мне это приснилось — у меня нет настолько знакомых женщин, которые стали бы меня будить среди ночи.

— Пожалуйста, проснитесь.

Какой всё‑таки настойчивый сон. Так нагло мешает спать! Я нехотя перевернулся на спину и открыл глаза. Вроде сон должен был исчезнуть, однако фигура в белой ночной рубашке и накинутой поверх пуховой шали осталась на месте.

— Простите, пожалуйста, что разбудила, — произнесла фигура, заметив, что я смотрю на неё. — Мне кажется, что внизу забрались воры, а в доме других мужчин нет.