Марк Энтони - За гранью

— Справедливо, — нехотя признала она.

Она вновь протянула руку и повернула ручку двери. Что-то щелкнуло в замке, и дверь открылась. Оба, не сговариваясь, быстро посмотрели по сторонам. Коридор по-прежнему был пуст. Они вместе переступили порог и огляделись.

В помещении было темно. Окон не было, и проникающий из коридора тусклый свет едва рассеивал мрак. Но глаза Трэвиса вскоре привыкли к полутьме, и он начал различать контуры собранных здесь предметов. Одни были округлыми и пузатыми, другие имели прямоугольные очертания, третьи вообще казались какой-то бесформенной массой.

— Кладовая, — разочарованно произнесла Грейс.

Трэвис мысленно обругал себя за несообразительность. Мог бы и раньше догадаться, что видит перед собой самые обыкновенные бочки, ящики, мешки и корзины.

— Ну и на кой черт тому типу понадобилось метить простую кладовку? — почесав бороду, произнес он в недоумении.

Грейс только плечами пожала в ответ.

Минут пять они потратили на обыск, но не нашли ничего подозрительного. В коробах и ящиках хранились тронутые плесенью льняные скатерти и салфетки, а в бочках, судя по запаху, — соленая рыба. В кладовой было необычно сыро — даже для Кейлавера, — и Трэвис легко обнаружил причину. Откуда-то сверху беспрерывно капало. Забравшись на бочку, он увидел почти под потолком отверстие в стене размерами приблизительно два на два фута. Оттуда ощутимо тянуло холодным сквозняком. Трэвис понял, что наткнулся на отвод вентиляционной шахты. В детстве к нему в руки случайно попала книга, в которой содержалось подробное описание средневековых архитектурных сооружений и даже приводились чертежи в разрезе. Тогда он мало что понял, но хорошо запомнил, что феодальные замки были насквозь пронизаны разветвленной системой вентиляционных шахт. Без них, говорилось в книге, влажность и плесень, особенно в сыром климате, в кратчайший срок сделали бы проживание в их стенах совершенно невозможным.

Закончив осмотр, Трэвис и Грейс вернулись в коридор и закрыли дверь в кладовую.

— Ничего интересного там вроде бы нет, — подытожил Трэвис результаты обыска.

Грейс скрестила на груди руки и с вызовом посмотрела на него.

— Все равно не поверю, что тот человек в черном вырезал на двери знак Ворона ради собственного удовольствия, — упрямо заявила она. — Наверняка у него имелась веская причина, которой мы, к сожалению, пока не знаем.

Трэвис не стал возражать. Доводы Грейс показались ему не лишенными смысла, хотя он не представлял, чем могут пригодиться культу Ворона кладовая или ее содержимое. В голове вдруг мелькнула интересная мысль.

— Послушай, Грейс, — поднял он голову, — а что, если помечена не только одна эта дверь? Давай поищем, не наследил ли твой Черный Балахон где-нибудь еще. Возможно, тогда мы сумеем понять, для чего он вообще это затеял.

Грейс просияла и хотела что-то сказать, но раздавшееся совсем рядом громкое голубиное воркование заставило обоих разом обернуться. За окном уже смеркалось.

— Ой! Я же опаздываю! — спохватилась Грейс. — Извини, Трэвис, но я должна бежать. Мне… меня ждут… в одном месте.

— Да, конечно, беги, если нужно. Мне тоже, кстати, пора возвращаться, пока Мелия не рассердилась. А дверями в другой раз займемся.

Она уже решила уходить, но вдруг остановилась, возвратилась назад, порывисто схватила Трэвиса за руки и благодарно пожала.

— Спасибо за то, что согласился пойти сюда со мной, Трэвис. И вообще за все.

— Не за что, — смущенно пробормотал тот, невольно краснея.

Грейс в последний раз сжала его пальцы, улыбнулась на прощание и упорхнула. Он смотрел ей вслед, думая о том, как было бы здорово побродить вместе с ней по замку, проникая в самые потаенные закоулки, где, может быть, десятилетиями не ступала нога человека. Потом взгляд его упал на обезображенную знаком Ворона дверь, и улыбка на лице сразу поблекла.

76

Грейс была убеждена, что Кайрен намеренно назначила ей свидание именно здесь. Миновав последний закоулок лабиринта в саду, она вошла в грот.

— Д-а, вот и ты, милочка! — приветствовала ее графиня. — Я уж начала беспокоиться, что ты передумала. Или заблудилась…

Грейс стояла перед ней на мерзлой почве, изо всех сил противясь острому желанию повернуться и бежать прочь без оглядки — как в тот раз, когда впервые попала сюда.

— Я пришла, — сухо сказала она, не тратя времени на приветствия.

Кайрен приблизилась. На голове у нее была прелестная шапочка, отороченная серебристо-седым мехом черно-бурой лисицы. Щеки от мороза пламенели румянцем.

— Идем, сестра, — сказала она, протягивая руку. — Мне предстоит многое тебе поведать и многому научить.

«Нисколько не сомневаюсь, милочка!»

Вслух Грейс, разумеется, этого не сказала. Секунду поколебавшись, она приняла предложенную руку и позволила Кайрен увлечь себя под своды искусственной пещеры.

Прошло уже пять дней с того вечера, когда Грейс и Эйрин встретились у дверей покоев королевы Иволейны и вместе переступили порог приобщения к таинствам. Однако Грейс до сих пор так толком и не уяснила, что же это такое — быть колдуньей. И она, и Эйрин пришли туда, горя желанием узнать правду о том, что собой представляют, чего добиваются и что могут делать эти таинственные женщины. Они жаждали откровений, а в результате столкнулись с новыми загадками.

— С чего начнем, ваше величество? — был первый вопрос, заданный запыхавшейся, мучимой жаждой Грейс, когда обе подруги предстали перед лицом владычицы Толории.

Иволейна, как обычно, держалась холодно и невозмутимо. По выражению ее лица невозможно было догадаться, какие эмоции вызвало у нее появление в назначенный срок двух соискательниц.

— Вы умеете ткать, леди Грейс? — спросила она.

Та отрицательно покачала головой.

— Вот с этого вы и начнете.

Остаток вечера и долгие часы в последующие дни Грейс провела за ткацким станком — громоздким примитивным агрегатом, установленным в одной из комнат роскошных апартаментов королевы. Она научилась равномерно нажимать на педаль и гонять челнок взад-вперед по натянутым на раму нитям основы. К исходу дня у нее нестерпимо ныла спина и разболелась голова. Так сильно она не уставала даже в первые дни прохождения интернатуры в Денверском мемориальном, когда ее как новенькую гоняли в хвост и в гриву все кому не лень. Но упорная работа до головокружения и помутнения в глазах позволила ей довольно быстро освоить новое ремесло. Впрочем, не совсем новое, поскольку оно, в сущности, не так уж сильно отличалось от наложения швов на раны и разрезы — искусство, которым Грейс владела блестяще, нередко вызывая этим ревнивую зависть коллег.