Братья Бри - Слёзы Шороша

Дэниел, не скрывая нахлынувшей волны любопытства, уставился на рассказчика. Эндрю заметил это.

– Да-да, Дэниел. Это у моих коллег не было стимула лазать по горам: они ничего не знали о той пещере. Но я-то все эти годы ни на один день не забывал о тех мгновениях. В двух словах о гипотезе. Импульс вечности не исчезает вовсе. На своём пути, с определённой долей вероятности (или случайности), а значит, раньше или позже, он встречает среду (назовём её «среда икс»). Благодаря своим качественным характеристикам, своим параметрам и качеству и параметрам среды-Х, импульс вечности попадает в другой мир, так сказать, параллельный мир. Среда-Х не подчиняется законам трёхмерного пространства, поэтому импульс вечности как бы теряется, о чём свидетельствует то, что траектория исчезновения обрывается. Я предположил, что при взаимодействии импульса вечности со средой-Х образуется некий побочный продукт, движущийся по инерции. Он может объявиться на Земле, если говорить о конкретной, уже упомянутой мной траектории исчезновения, естественно, если не сгорит в атмосфере. А может, по идее, попасть и в параллельный мир, но эта нереальная реальность пока нам неподвластна. Судьба преподнесла мне подарок, Дэниел: я нашёл побочный продукт, таким, каким он достиг Земли или (и это более вероятно) каким стал за время, что находился на Земле. Это – необыкновенный шарик, такой же, как тот, что вы на своём рисунке поместили, полагаю, неслучайно, на ладонь.

– Он у вас?! С собой?! – воскликнул Дэниел.

– Что вы, что вы, Дэниел! В лаборатории и нигде больше, и доступ к нему весьма ограничен. Исследования и их результаты имеют гриф секретности, но это к слову. Наш замечательный шарик не очень-то расположен делиться своими тайнами. Понимаю, что вы горите желанием хоть что-то узнать.

– Эндрю, – перебил его Дэниел, – простите, но не понимаете. Я объяснюсь, когда вы скажете всё, что имеете право и хотите сказать.

– Считайте, что вы меня подстегнули, Дэниел. Скажу две вещи. Одна – общего характера, вторая – на уровне детского ковыряния исследуемого объекта. Итак, шарик наш, безо всяких сомнений, неземного происхождения и, похоже, не желает мириться с заточением в рамки трёхмерности. Смотрите. В прямом смысле смотрите сюда. Представьте, что я держу его в этой руке, в левой, а правой трогаю его, проверяю на прочность, так сказать. Этот случайный опыт я проделал ещё будучи на Медвежьих скалах, как только нашёл его. В какой-то момент указательный палец правой руки провалился внутрь шарика… Дэниел! Что с вами?! Держитесь!

Эндрю успел подхватить Дэниела, не давая ему упасть. Затем усадил его на ближайшую скамейку и, поддерживая в устойчивом состоянии, позвал:

– Дэниел, возвращайтесь. Слышите меня? (Дэниел открыл глаза.) Вот и хорошо. Хорошо?

– Нормально.

– Ну, будем считать, что часть ваших секретов вы уже поведали мне, не так ли?

– Эндрю, я не помнил этого, как не помню того, что было со мной в течение последнего месяца. Но когда вы стали показывать… я словно очутился… н-не знаю где, и в руке у меня был этот шарик, и я тоже попытался просунуть в него палец – он не вышел с другой стороны. Ведь это вы не успели досказать?

– Дэниел, простите за вопрос. Вы консультировались у врача? Если я правильно понял, у вас амнезия?

– Да, на днях был у психиатра: напугал себя летаргическим сном. Похоже, шанс вспомнить есть, только нужны подсказки вроде этой, с опытом на пальцах. По правде, рисунок, который я в интернете выложил, – кадр из моего сна. Я чувствовал, что шарик – это не просто так, а теперь счастлив, что знаю это.

– Как же он попал к вам, в чьих руках он сейчас – вот что важно, – Эндрю скорее не спрашивал Дэниела, а задавался вопросом. И в тоне его, и во взгляде что-то поменялось, в них появилось что-то от ревнивца, который услышал комплимент в адрес женщины, к которой он неравнодушен.

– Доктор предположил, что я провёл этот месяц в какой-то секте.

– Секта?.. Не знаю. Индейцы, – с уверенностью сказал Эндрю, – вот где надо искать ваш забытый месяц. Они очень трепетно относятся к своим реликвиям. А что если наш шарик угодил в разряд таковых? Эти ребята любят всякие диковинные штуки. И, простите, обкурить вас, преследуя известную цель, тоже вполне могли, это в их духе, и они знают в этом толк. Индейцы, – повторил он.

– Эндрю… я понимаю, что, получив многое, не дал вам ничего взамен. Честнее было бы предупредить вас сразу, в ответе на ваше письмо. Но я ухватился за возможность что-то узнать.

– Что сделано, то сделано, Дэниел. Не стоит посыпать голову пеплом, тем более минусов от нашей с вами встречи практически нет.

– Хочу сказать, Эндрю: я в долгу перед вами.

– Ловлю вас на слове, Дэниел. Нет, коль скоро вы ставите вопрос в такой плоскости, дайте мне слово, что сразу сообщите мне всё, что вспомните или узнаете о шарике. Согласны?

– Конечно, Эндрю. Я даю вам слово.

– Вот моя рука.

Дэниел и Эндрю крепко пожали друг другу руки. Вместе с этим Дэниел ощутил какое-то облегчение на душе, и в нём прибавилось веры, что утерянная частичка его, Дэниела, обязательно найдётся.

«Не так уж бесполезна эта встреча, – с этим отправлялся в обратный путь Эндрю Фликбоу. – Хороший парень этот Дэниел». Но одна мысль уже подтачивала его: «У кого же сейчас этот бесценный дар миров?»

Глава четвёртая «Да будет вечный сон!»

Около семи часов вечера следующего дня раздался звонок в дверь. Со вчерашней встречи с Эндрю Фликбоу ничего примечательного в жизни Дэниела не произошло. Новых писем, цепляющих воображение, в его почтовом ящике не обнаружилось, да и что могло зацепить его после умопомрачительной космической версии происхождения «шарика на ладони». Знаковые сны, даже если и витали в мире грёз где-то поблизости, то, не долетев до его глаз и ушей, были слизаны безжалостными импульсами вечности, в кои превращались бесконечные слова Эндрю, оставлявшие после себя лишь траектории исчезновения.

– Добрый вечер, Дэниел Бертроудж. Вы, разумеется, не узнаёте меня. (Тень то ли страданий, то ли застаревшей печали лежала на больших чёрных глазах человека напротив. И с первых мгновений в этих глазах угадывалось: они понимают ваше лицо лучше, чем понимаете его вы, по чертам его они читают то, что знаете о своей душе лишь вы. На взгляд ему было около пятидесяти лет. Броские неравномерные мазки серебра в чёрных волосах, ниспадавших на плечи, будто нанесены были порывистой рукой неопытного колориста. И можно было предположить, оставив ошибке её трусливый процент, что судьба не всегда благоволила к человеку с этими отметинами. Но можно ли было распознать в этой кривизне рисунка знак мгновений, за которые молния соединяет жизнь и смерть?) Я Феликс Торнтон.

– Феликс Торнтон?! Счастлив видеть вас. Я был в галерее, на выставке – меня потрясли ваши картины. Прошу вас, проходите.

– Постойте, Дэниел. Надеюсь, когда-нибудь мы встретимся и поговорим о картинах и не только о них. Но сегодня я пришёл не за этим. Я не один. В такси около дома ожидает девушка, которая очень хочет увидеться с вами. Я же связан обещанием и сразу оставлю вас. Пойдёмте, вы должны встретить её.

– Конечно.

Торнтон подошёл к машине и открыл дверцу. (Дэниел остановился в трёх шагах от неё). Вышла девушка, черноволосая, в фиолетовом платье… и, тронув взглядом своих зелёных глаз Дэниела, робко улыбнулась. «Колдунья-зеленоглазка, – промелькнуло у него в голове, – девушка из сна, Лэоэли». Торнтон что-то говорил ей, она отвечала. Но Дэниел не разобрал ни единого слова, очевидно, из-за волнения, незаметно прокравшегося в него.

– Прощайте, – бросил ему Торнтон и сел в такси.

Лэоэли приблизилась к Дэниелу.

– Дэнэд! – сказала она тихо и взволнованно, голос её дрожал. – Я скучала по тебе. (Она провела рукой по его волосам, по щеке, приткнула голову к его плечу и заплакала.)

Из услышанных слов Дэниелу было знакомо лишь одно – Дэнэд, и он понял, что Лэоэли иностранка и говорит на своём языке. Но с этим голосом, с этими прикосновениями её руки, со взглядом, в котором были знакомые грусть и нежность, к нему вернулось чувство из сна, чувство к девушке по имени Лэоэли.

– Лэоэли, ты снилась мне.

Лэоэли отстранилась и вопрошающе посмотрела на него.

– Дэнэд, ты не говоришь на моём языке?

Дэниел взял её руку в свою, другой показал на оставленную открытой дверь.

– Лэоэли, это мой дом. Я прошу тебя пройти в дом.

– Дом, – повторила Лэоэли. – Я поняла, что ты сказал. Ты хочешь, чтобы я вошла в дом. (Она говорила и показывала рукой, о чём говорит. Легко было показать рукой «я», «ты», «дом».)

Дэниел провёл её в гостиную и предложил сесть в кресло, припомнив по ходу уборку, затеянную оптимистическим мальчиком. Лэоэли присела. Он переставил другое кресло так, чтобы сидеть напротив, и занял его.