Марина Дяченко - Магам можно все

Ознакомительный фрагмент

Он усмехнулся:

— Я торговец зельем. Вот, — он раскрыл полу кафтана. С внутренней стороны к ней были приколоты плоские мешочки м пестрыми этикетками. Мой взгляд зацепился за самую броскую: «Приворотное зелье! Бесплатный образец! Испытайте сейчас!» Да, ниже падать вроде бы некуда.

— Вы не догадываетесь, зачем я к вам пришел? — спросил он сухо.

Я помолчал; в моем позднем госте угадывалось какое-то несоответствие. Низкая степень, презираемая профессия, потертый кафтан — но ни намека на жалость к себе, угодливость или юродство. Вероятно потому, что на свою собственную персону ему было в высшей степени плевать.

— Нет, — сказал я осторожно. — Не догадываюсь.

Этого он, оказывается, не ожидал. Между бровями у него залегла глубокая коричневатая складка.

Я не торопил его.

— К вам еще никто не приходил, — сказал мой гость, и в его словах не было вопроса — скорее удивление. Удивление редкостной удаче.

Я на всякий случай промолчал.

— Значит так, — торговец зельями откинулся на спинку кресла, редкая бесцветная прядь упала ему на лоб, и я вдруг увидел, что еще совсем недавно мой гость был красавцем-блондином, повелителем женских сердец. — Значит так. Три с половиной года назад у меня похитили дочь.

Зависла пауза; мой собеседник замолчал, но лицо его не изменилось. Как будто он говорил о погоде.

— Я знаю, кто и зачем это сделал. Я знаю, что моя дочь погибла… Я сам ее похоронил. Ее похититель, он же убийца, скрывается сейчас за океаном, на острове Стан. Он не маг, но он очень богат и знатен. Он окружил себя телохранителями, зная, что остаток моей жизни будет посвящен… Господин Хорт зи Табор. Если вы хотите иметь вечного раба, — слово раб он выговорил с нажимом, — раба верного и преданного до последней капли крови — поедем вместе на остров Стан, и покарайте… убийцу. Ей было четырнадцать. Моя жена не пережила… Нет, я не сумасшедший. Если вы откажете мне, я буду искать новый путь — как искал их все эти годы. Я платил взносы в клуб, надеясь на чудо… на то, что в природе есть справедливость. Но ее нет. Потому я пришел к вам.

— Вы бы не справились с Корневым, — сказал я медленно.

Он усмехнулся, и я понял, что он, наверное, справился бы. Несмотря на свою третью степень.

— Во время последнего розыгрыша, — он снова усмехнулся, — мне тоже немножко повезло. Я выиграл набор серебряных ложек и заклинание-очиститель для стекла. Вот, — он сощелкнул с пальцев воспроизводящий жест, и в комнате сразу стало светлее, потому что абажур гостиничной лампы мигом очистился от пыли и копоти. Откуда ни возьмись, появилась ночная бабочка и омрачила своим трупом этот праздник освобожденного света.

— Видите ли, — сказал я осторожно. — Я сочувствую вам и верю, что этот негодяй достоин кары, но ведь я только сегодня получил… У меня шесть месяцев впереди… А, кстати, за те два года, что вы в клубе, заклинание разыгрывалось четырежды. Вы обращались к людям, которые…

— Да, — сказал он, не дожидаясь, пока я закончу. — Они мне отказывали примерно такими же словами. Сперва они шесть месяцев нянчили в себе Судию. Потом находилось дело, куда более важное, и вина, куда более ужасная… Да. Я и не предполагал иного исхода. Извините, что потревожил вас.

Он поднялся.

— Погодите, — сказал я раздраженно. Мне все меньше нравилась его манера говорить — в разговоре он тащил за собой собеседника, будто пыльный мешок.

— Единственное, что меня беспокоит, — сказал он, обращаясь к обгорелому трупу бабочки, — что убийца может сдохнуть своей смертью. Он стар и болен, время идет… Но если он протянет еще хотя бы год — я найду способ. Прощайте, господин Хорт зи Табор.

Он повернулся и вышел. Через минуту тупого разглядывания дохлой бабочки я понял, что он так и не назвал своего имени.

За долгий следующий день, проведенный мною в гостинице «Отважный суслик», я многое понял.

Во-первых, все мои планы пожить светской жизнью, сходить в театр или во дворец общественных зрелищ, да хотя бы погулять по городу в часы, когда там не особенно людно — все эти планы пошли прахом.

Во-вторых, к вечеру я серьезно стал подумывать о бегстве. То есть о том, чтобы незаметно покинуть гостиницу и город; когда в дверь моего номера постучался двадцать девятый посетитель, я, не долго думая, обернулся толстой горничной и, поигрывая тряпкой, сообщил визитеру, что господин Хорт зи Табор изволили пойти прогуляться. А затем — пока неудачник спускался по лестнице — быстро высунулся из окна и накинул на фасад гостиницы тоненький отворотный флер.

Некоторое время после этого я имел возможность наблюдать, как под самым моим окном бродят потерявшиеся визитеры. Как спрашивают у прохожих о гостинице «Отважный суслик», а прохожие вертят недоуменно головой и посылают гостей в разные стороны, как гости глядят на меня, по пояс высунувшегося из окна — и не видят, не видят в упор…

Глиняная фигурка лежала на столе, над ней кружилась одинокая комнатная муха.

Ко мне приходила женщина, у которой убили мужа. Старушка, у которой ночные грабители вырезали всю семью; заплаканная служанка, которую изнасиловал собственный хозяин. Многие визитеры скорбели не только о собственных потерях — так я узнал о неправедном судье, за взятку оправдывавшем убийц и посылавшем на плаху невинных, о спесивом аристократе, который развлекался псовой охотой на людей; тощий как щепка крестьянин рассказал о судьбе своей деревни — какой-то бесчестный воротила скупил у продажного старосты общинные земли, поставив почти сотню семей на грань голода и разорения. Все приходившие ко мне рассказывали — со слезами или подчеркнуто отстраненно — о своих бедах и о виновниках этих бед, и даже мне, человеку в общем-то черствому, становилось все более кисло.

Флер над фасадом «Отважного суслика» продержался почти час. Город плавал в теплых сумерках; не дожидаясь, пока моя маскировка опадет, я снова обернулся толстой некрасивой женщиной, положил ключи от номера в карман передника и спустился в холл. Хозяйская дочка, дежурившая за конторкой, вылупила на меня круглые голубые глазищи; я не удержался и показал ей язык.

— …Госпожа, вы не подскажете, как найти гостиницу «Отважный суслик»?

Спрашивал юноша лет семнадцати, тощий, хорошо одетый и очень несчастный с виду.

— На что вам? — спросил я. Голос у моей личины оказался визгливый, напоминающий почему-то о дохлой рыбе.

— Мне надо… — он запнулся. Посмотрел на меня, то есть на толстую некрасивую личину, исподлобья: — А… вам-то что за дело?

— Нету здесь никакого суслика, — сказал(а) я сварливо. — Был, да весь вышел.