Карина Демина - Хозяйка большого дома

Ознакомительный фрагмент

— Я была бы рада, — спокойно повторила Ийлэ, разливая воду по кукольным чашкам, — если бы вы все сдохли…

Она оставила кукол, и кувшин убрала, и в короб, в котором еще оставалось множество вещей, больше не заглядывала. Но на четвереньках отползла к теплой печной трубе и легла рядом с корзиной. Ийлэ не спала, слушала дождь, и урчание воды в водосточных трубах, шум ветра где-то сверху, над крышей, и шелест драконих крыл за стеной из красного кирпича.

…и слабое, сиплое дыхание отродья.

…она будет жить.

Назло добрейшему доктору, супруге его и дочерям…

Глава 4

На кухне яичницы не дали.

Не положено.

Не принято.

И кухарке он мешать будет. Нет, ежели бы потребовал, конечно, накрыли бы и там, на выглаженном, выскобленном едва ли не добела столе. Но кухарка, стоило Райдо озвучить просьбу, глянула так, что ему самому совестно стало.

Яичница?

С беконом? И еще помидорами жареными?

В приличных домах такое к завтраку не подают, и вообще, для Райдо уже овсяная каша сварена на говяжьем бульоне… это уже Дайна выступила, которая явилась немедля, застыла на пороге скорбным изваянием, этак она недовольство выражает, не Райдо, естественно — Натом, потребовавшим, чтобы Дайна явилась… в общем, Райдо почти и расхотелось есть.

И тварь внутри ожила, зашевелилась, напоминая, что он вообще-то помирает, точнее, пребывает в процессе помирания, и сам по себе этот процесс, не говоря уже о результате, отнюдь не в удовольствие.

— Это жрите сами, — он указал на плошку с кашей. — А я жду яичницу. С беконом. И помидорами.

— Помидоров нет, — кухарка остервенело начищала песком сковородку и, увлеченная сим, несомненно, важным занятием, не соизволила обернуться.

— Тогда с сыром. Или сыра тоже нет?

Сыр в наличии имелся.

— Райдо! Вам нельзя!

— Чего?

— Жареное! И жирное! Острое! Вы должны придерживаться диеты, и тогда…

— Жизнь моя будет мало, что короткой, так и вовсе безрадостной, — Райдо сделал глубокий вдох, пытаясь совладать с болью. Кулаки разжал.

И руку на плечико Дайны положил.

Плечико было узким и горячим.

Обнаженным… как-то Райдо не особо разбирался в том, что положено носить экономкам, но помнил, что прислуга матушкина носила платья серые, закрытые.

Дайна вздрогнула и голову подняла.

В глаза смотрит.

И собственные ее томные, с поволокой…

— Послушай меня, радость моя, — Райдо экономку приобнял, привлек к себе, она тоненько пискнула, но отстраниться не попыталась. — Убралась бы ты в доме, что ли… а то по уши скоро грязью зарастем…

— Что?

Дайна моргнула. И губки свои поджала, состроила гримасу оскорбленную.

— Убраться надо, — терпеливо повторил Райдо. — Пыль там протереть, полы помыть… окна, опять же… не знаю, чего еще там делают, чтоб чисто было.

— Мне?

— Ну не мне же. Ната вон возьми… или найми кого, если сама не можешь. Но это позже. А пока я жду свою яичницу. С беконом и сыром.

Он выпустил Дайну, которая осталась стоять, все так же запрокинув голову, а на круглом личике ее появилось выражение обиды.

Вышел.

И дверь прикрыл осторожно, не столько потому, что не желал хлопнуть ею со всего размаха, сколько затем, что боялся отпустить.

В коридоре накатило.

Резко, как бывало, когда тварь вдруг разворачивала хлысты побегов, лишая возможности не то, что двигаться — дышать.

А он все равно дышал.

Стоял, упираясь в треклятую стену руками, которые мелко подрагивали.

Глотал слюну.

Радовался, что Дайны нет… полезла бы со всхлипами, с суетливым своим сочувствием, от которого только хуже… Нат вот знает, что когда накатывает, не надо Райдо трогать.

Он справится.

И сейчас тоже. Уже справляется. Еще мгновенье и стену отпустит… и уйдет… до следующей двери всего-то пара шагов… а там до столовой, которая его раздражает, поскольку слишком большая для одного.

Но яичницу подадут туда.

И Райдо съест ее, хотя есть больше не хочется, а хочется лечь, свернуться клубочком и, вцепившись в собственные руки, завыть… и надраться, конечно… он сегодня почти и не пил, потому что пить при детях нельзя. А малышка не спала, смотрела… нехорошо при детях…

…альва ее забрала.

…не уйдет из дома, если в голове хоть капля мозгов осталась…

…на улице дождь, а с утра и заморозки были, и значит, скоро похолодает, а там и снег, и зима… куда ей идти зимой? Леса спят…

Райдо, если бы мог, рассмеялся бы. Надо же, сам едва-едва на ногах держится, а туда же, про альву… она, небось, будь такая возможность, убила бы.

И к лучшему, глядишь, не было бы так больно.

Приступ закончился резко. Боль не исчезла, откатилась, позволяя нормально дышать, и слюну утереть, и увидеть, что слюна эта — красная, а значит, до легких добралась треклятая лоза… и уже недолго ждать. Неделя? Две?

Если заморозки, то уснет…

…хорошо бы до весны дотянуть, увидеть, как расцветают яблони… говорили же, что это охрененно красиво…

Дурак.

Как жил дураком, так и помрет… яблонь ему не хватает… главное, чтобы вискаря хватило. С вискарем Райдо долго продержится.

С вискарем он не то, что весну, последний день мира встретит.

Он почти уже ушел, когда раздался скрипучий голос кухарки.

— Ну что, Дайночка, получила по носу?

— А ты и рада…

Подслушивать Райдо не собирался, это некрасиво… но интересно. А в его жизни не так уж много развлечений.

— Больно много ты на себя взяла, — кухарка говорила с обычным своим раздражением, и Райдо вдруг подумалось, что женщина эта, наверное, глубоко несчастна, поскольку во все те редкие встречи, которые все же случались с ней, она неизменно пребывала в этом самом раздражении.

И хмурилась.

И губами полными шевелила, точно жевала что-то… матушке бы не понравилось.

— Что, скажешь, не по праву?

— Ну-ну…

— Посуди сама, он долго не протянет… и что будет с усадьбой?

Кухарка ничего не ответила, должно быть, ей было совершенно плевать на усадьбу.

— Отойдет роду, верно? А мы куда? Вот ты…

— Я себе всегда работу найду.

— А я?

— И ты, если работать начнешь. Дом запустила…

— Я не горничная!

— Да неужто? Небось, при старой леди камины драила, а теперь…

— А теперь, — голос Дайны сделался низким, шипящим, — все изменилось! Где теперь эта леди?

…и верно, где?

Альва знает, но не скажет пока, быть может, позже, когда она поверит, что в доме вновь безопасно… если когда-нибудь поверит.

— Вот то-то же… нашлась и на нее управа…