Влада Воронова - Ратоборцы

«Только почему ты выбрала этого выворотня, зачем так ему веришь? Он чудовище, Элайвен. Все его слова, все поступки — ложь. Выворотень может обмануть кого угодно, даже хелефайев». Но надо назвать имя, нехорошо молчать.

— Эндориен-шен Аолинг ар-Каниан ли-Шанлон Дариэль, — ляпнул он. — Ой!

— Спасибо, — подняла взгляд Элайвен. — Мои имена вы ведь знаете? Изначальное тоже?

— Да…

— Вот и хорошо. Идёмте, Аолинг, — девушка встала со скамейки. — Найдём центр этого сумасшедшего города и поймаем такси. Я приглашаю вас на обед в доме Пиаплиена.

— Но я вышвырок.

— Я хорошо знаю владык Эндориена. Они неглупые люди, толковые правители, только Миратвен излишне вспыльчив и склонен к поспешным решениям, а Нэйринг слишком уж большая формалистка, для неё все древние и, между нами, довольно устаревшие обычаи — нечто незыблемое и строго обязательное. Абсолютная истина.

— У вас могут быть неприятности.

— Никаких. В доме сейчас главная я, так что отчитываться не перед кем. А для всяких ревнителей этикета с обычаями и блюстителей тарго есть отличная отмазка — благодарственное деяние. Вы ведь спасли меня от бандитов, вывели из ужасного каменного лабиринта. Так что я должна вам два обеда.

— Нет, Элайвен, это невозможно.

— Не пугайтесь, — проницательно улыбнулась Элайвен. — Устраивать официальную трапезу я не буду. Пообедаем вдвоём. Пошли.

— Вы так мне доверяете, что разделите с вышвырком хлеб?

— Друг Славяна плохим людем быть не может, — с безоглядной уверенностью влюблённой повторила она.

— Да что ты о нём знаешь! — не выдержал Дариэль. — Лаурин, Славян — выворотень!

— Что? — не поняла девушка. Дариэль объяснил.

— Так вот почему он никому не позволяет себя любить, — сказала она. Верхушки ушей отогнулись под прямым углом, кончики беспомощно обвисли. — Боится причинить боль своими бедами. Вот почему подпускает к себе только тех, кому он безразличен — вроде Габриелы. Дариэль, ну почему мир так несправедлив, почему судьба так жестока с хорошими людьми?

— С людьми? Он выворотень.

— Кто-то минут десять назад упрекал меня за полное нежелание думать, — ехидно сказала Лаурин. — А сам думать никогда не пробовал? Дариэль, ну как техносторнец с нулевыми способностями к магии может быть выворотнем? Ведь это волшебник, который практикует самую тёмную и жестокую чёрную магию, которая запрещена всеми волшебническими законами. Всё верно, начинающим волшебникам она неизбежно уродует тело, выворачивает естество, но человеки рождаются с уродствами и сами по себе, просто так. Особенно на Технической стороне, там ведь нет защитной магии для беременных женщин. А ты что, не знал?

— Не знал… Я вообще мало что о них знаю. — Дариэль прикоснулся кончиками пальцев к лицу. Такое ощущение, словно его прилюдно ни за что ни за просто отхлестали по щекам. — Ты хочешь сказать, что у человеков уродство бывает… — он запнулся и еле выговорил невозможное слово: —…безвинно?!

— Да.

Подлый мир, в котором творятся такие гнусности, качнулся и вознамерился уплыть.

— Почему? — спросил он только для того, чтобы не молчать, чтобы окончательно не лишиться рассудка.

— По-разному, — ответила Лаурин. — Вот у Славяна мать отравилась во время аварии на химзаводе. Славян калекой родился, — голос у неё дрогнул, — а мать вскоре заболела и умерла. У тебя зеркало связи есть?

— Откуда?

— Ну мало ли… Пошли быстрее, Славяну только из дома можно отзеркалить, моё зеркало в дождевике осталось, у него.

— Зачем? — не понял Дариэль, полумёртвый от потрясения разум отказывался соображать.

— Узнать, всё ли в порядке. Ты говорил, он заболел?

— Да, но это быстро кончается.

— Ещё как быстро. Причём в обе стороны.

— Какие обе?

— Болезнь либо отступит, либо убьёт.

— Что?! — не понял Дариэль. Не хотел понимать.

— Успокойся, — Лаурин сжала ему плечи. — Не кричи. Если бы случилось что-то по-настоящему плохое, я бы почувствовала.

— Правда?

— Конечно. Связь, несмотря на все его старания, держится. По-настоящему плохое я почувствую. Сегодняшний приступ я почувствовала. Потому и прозевала тех гадёнышей, не до них было. Со Славяном пока всё хорошо. Пойдём.

Дариэль безвольно шёл за девушкой. Подлый и гнусный мир потихоньку обретал привычную устойчивость и краски. Ожил и разум. Пришло осознание содеянного.

— Какая же я мразь! — Ноги у Дариэля подогнулись, он склонился к коленям, спрятал лицо в ладонях. — Какая же я мразь! — повторил Дариэль. — Осёл длинноухий. Почему я не сдох тогда в парке?

Лаурин села рядом с ним, прямо на асфальт, погладила по волосам.

— Что случилось?

Он рассказал всё — о суде, о побеге, об эльфийской банде. И о Славяне. Странно и невероятно, но только домашняя девочка Лаурин, балованная и наивная, поняла всё до конца. И легко выделила главное:

— Но ведь ты ничего не знал. Поговори с ним, объясни. Славян поймёт.

— Нет. Дряни в его жизни хватает и без меня.

Забавное местечко — Срединная сторона. Не магия, не техно, а так, межеумочность какая-то. Электричества, в привычном Славяну виде, здесь нет, все электроприборы работают от жидких силокристаллов с Магической стороны. Устройство нехитрое: пластиковая банка с бесцветным мутным желеподобным веществом накрыта обычной электорозеткой — двойной, тройной, одинарной. Втыкай штепсель и наслаждайся благами технократической цивилизации — телевизором, холодильником, компьютером.

На первый взгляд удобно, проводка не нужна. Только вот горят и розетки, и штепселя на Срединной стороне едва ли не каждую неделю, электрик без работы не останется никогда.

— Вот и всё, — сказал Славян и воткнул вилку телевизора в розетку. — Готово. Принимай работу.

Эрвин, приятель Славяна, серокрылый вампир, включил телевизор. На экране выводила блюз обольстительная гоблинка в сильно открытом серебристом платье — чернокожая, рыжеволосая, остроухая, но острие развёрнуто не к макушке, как у хелефайев, а к затылку. И гоблинские уши неподвижны, как и у человеков.

— Красивая, — с одобрением сказал Эрвин. — На мачеху похожа.

— Под неё и закашивает, — ответил Славян.

Портреты Карни, второй жены Эрвинового отца, украшали лучшие картинные галереи Срединной и Магической сторон, написать портрет очаровательницы стремились многие художники.

Всего несколькими сантиметрами левее певицы рухнула плохо закреплённая лампа, девушка взвизгнула и разразилась потоком отборной гоблинско-французской брани. На экран въехал щит с надписью «Технические неполадки», кто-то завопил: «Звук, убрать звук!!!».