Роберт Сальваторе - Легенда о Дриззте: Избранные Истории

Нойхайм снова бросился целовать мне сапоги, едва я вошёл в тени скудно освещённого сарая.

— Пожалуйста, о, пожалуйста, — затянул он скрипучим голосом, шлёпая толстым языком по губам.

Я оттолкнул его, не скрывая своего гнева. Гоблин неожиданно замолк и сел у костра, уставившись в оранжево-желтое пламя.

— Почему ты не сказал мне?

Он бросил на меня странный взгляд. Лицо выражало абсолютное смирение.

— Ты нападал на Пенгаллен? — надавил я.

Он снова уставился в огонь, и лицо его исказилось, давая понять, что ответ на этот вопрос всё равно не сможет его оправдать. И я поверил ему.

— Тогда почему? — спросил я, наклонившись и взяв его за плечо, и заставил смотреть себе в глаза. — Почему ты не сказал мне зачем Рико хочет вернуть тебя?

— Сказать тебе? — Нойхайм уклонился. Его гоблинский акцент внезапно пропал. — Гоблин, говорящий Дриззту До'Урдену о своей беде? Гоблин, просящий сострадания у следопыта?

— Ты знаешь мое имя?

О боги, он даже правильно его произносил.

— Я слышал истории о Дриззте До'Урдене, о Бруеноре Боевом Молоте и о битве за Мифриловый Зал, — ответил он. Я снова поразился, как точна была его интонация и произношение. — Об этом часто говорят фермеры из нижних долин. Все они надеются, что новый король дварфов щедро распорядится своим огромным богатством.

Я сел в стороне от него. Он продолжал таращиться на пламя, опустив глаза. Не знаю, сколько времени прошло в тишине. Не знаю даже, о чём я тогда думал.

Нойхайм был проницателен. И знал это.

— Я принимаю свою судьбу, — ответил он на мой невысказанный вопрос, хотя его голос был не убедителен.

— Ты не обычный гоблин.

Нойхайм плюнул в огонь.

— Я не знаю, гоблин ли я вообще, — проговорил он. Если бы в тот момент я ел, то наверняка бы в моём горле вновь встал ком.

— Я не похож ни на одного гоблина, которого когда-либо встречал, — пояснил он с безнадежным смешком. Я подумал, что его вечное смирение столь типично для беспомощного, безвыходного положения. — Даже моя мать… Она убила отца и мою младшую сестру, — он насмешливо прищелкнул пальцами, чтобы усилить сарказм своих следующих слов. — По гоблинским меркам они это заслужили, потому что не поделились ужином.

Нойхайм затих и покачал головой.

Внешне он, вне всякого сомнения, являлся гоблином, но, судя по искренности его слов, я мог сказать, что он был не таким, как его злобные сородичи. Эта мысль пробрала меня дрожью. За те годы, что я был следопытом, я никогда не сомневался, как должен вести себя с гоблинами; никогда не останавливал свои сцимитары, чтобы разобраться, не отличается ли кто-то из них своим поведением от обычных, известных мне злых существ.

— Надо было сказать мне, что ты раб, — снова проговорил я.

— Я не горжусь этим.

— Почему ты сидишь здесь? — спросил я, хотя и так знал ответ. Я также был когда-то рабом, пленником жестоких живодёров разума, одних из самых злых обитателей Подземья. Нет более жестокой и смиряющей пытки, чем рабство. Однажды дома я видел сотню орков, которых удерживали под полным контролем всего шесть солдат-дроу. Если бы они набрались храбрости, то, вне всякого сомнения, уничтожили бы своих охранников. Но даже если отвага — не первая вещь, которой лишают раба, то наверняка одна из первых.

— Ты не заслуживаешь такой судьбы, — сказал я уже помягче.

— Что ты об этом знаешь? — возразил Нойхайм.

— Знаю, что это неправильно, — ответил я, — что надо что-то делать.

— А я знаю, что меня повесят, если я попытаюсь сбежать, — резко сказал он. — Я никогда не делал плохого людям. Вообще никому. И не хочу. Но мне выпала такая судьба.

— Мы не связаны принадлежностью к расе, — сказал я ему, найдя наконец слова убеждения, вспомнив свой долгом пути из тьмы Мензоберранзана. — Ты говорил, что слышал рассказы обо мне. Разве они — то, чего можно ожидать от темного эльфа?

— Ты дроу, а не гоблин, — сказал он так, словно этот факт все объяснял.

— Но ты сам сказал, что принадлежишь к гоблинам не больше, чем я — к тёмным эльфам, — напомнил я ему.

— Попробуй разберись, — ответил он, пожав плечами, и этот беспомощный жест наполнил меня глубокой болью. — Может, мне сказать Рико, что я не гоблин душой и поступками, а просто жертва безжалостной судьбы? Думаешь, он поверит мне? Думаешь, что какой-то фермер способен это понять?

— Ты боишься попровать? — спросил я.

— Да!

Я поразился силе этих слов.

— Я не первый раб Рико, — продолжил он. — Он держал у себя гоблинов, орков, однажды даже багбира. Ему нравится заставлять других делать работу, понимаешь? Но много ли других рабов ты видел на дворе Рико, Дриззт До’Урден?

Он знал, что я не видел ни одного раба, и меня не удивляли его слова. Я почувствовал, что начинаю ненавидеть Рико Пенгаллена.

— Рико покончил с ними, — продолжал Нойхайм. — Они потеряли способность к выживанию. Стали бесполезны. Ты заметил высокий столб с поперечиной за воротами?

Я содрогнулся, представив, для чего мог служить этот столб.

— Я живу, и буду жить, — объявил Нойхайм. В первый раз решительный гоблин позволил своей защите ослабеть, и мрачное выражение его лица выдало неискренность этих слов.

— Ты хотел бы, чтоб огры-налетчики убили тебя, — сказал я, и он не ответил.

Некоторое время мы сидели в тишине; тишине, которая тяжко давила на нас обоих. Я знал, что не должен оставлять такую несправедливость безнаказанной. Я не мог повернуться спиной — пусть даже к гоблину — ни к кому, кто нуждался в помощи. Я обдумал все возможные варианты и пришёл к выводу, что для настоящей победы над этой несправедливостью я должен использовать всё влияние, какое смогу. Как большинство фермерских деревень в этом регионе, Пенгаллен не был независимым поселением. Люди здесь были под защитой и, следовательно, под надзором и законом крупных близлежащих городов. Я мог обратиться к Аластриэль, правящей Серебристой Луной, и Бруенору Боевому Молоту, королю ближайших земель и моему лучшему другу.

— Возможно, однажды я найду в себе силы пойти против Рико, — неожиданно сказал Нойхайм, прервав мои раздумья. Я хорошо помню его следующие слова. — Я не отважный гоблин. Я просто хочу жить, хотя часто сомневаюсь, что такая жизнь чего-то стоит.

Эти самые слова мог бы произнести и мой отец. Закнафейн тоже был рабом, хотя и рабом другого сорта. Он жил в Мензоберранзане, и не в низшем положении, хотя и ненавидел тёмных эльфов и их злобный нрав. Он не видел выхода, самой возможности побега из города дроу. Из-за недостатка смелости он жил как воин-дроу, выживал, следуя тем самым порядкам, которые были для него столь отвратительны.