Пастыри чудовищ. Книга 2 (СИ) - Елена Владимировна Кисель

— Не хотелось бы. Я вроде как явился к ним посланцем. От их исчезнувшего божества — или кем они считают местное чудо? Собирался их защитить.

Позади — новый всплеск криков пополам с неожиданно весёлой музыкой. Тербенно точно решил добавить в сине-серебристые сумерки ярких оттенков, а может, звуков…

Гриз трёт ладонью лоб под капюшоном.

— Может, ты наконец объяснишь — зачем тебе всё это понадобилось? Сирлена Тоу я понимаю, но ты… Какую идею собирался до них донести таким образом? От кого защитить?

Музыка позади смолкает. Юный Мастер смотрит на неё с брезгливой жалостью, как на низшее существо, неспособное понять.

— От таких, как ты и от ваших тварей. Я же говорил. Ты думала, что на войне — место для шуток?

— А мы на войне?

— С момента, как появилась первая бестия. С того времени, как они начали топтать нас, жечь огнём, охотиться на нас. Как здесь, в Энкере. Где их наконец-то остановили.

— Когда приходят в твой дом, — говорит Гриз, глядя в серебристый лик, очень напоминающий лик на небе (только этот худой и с огромными глазами), — когда забирают твоих детей, а с тебя самого сдирают кожу… странно считать, что они просто терпели бы это. Люди забирают у них слишком много. Как здесь, в Энкере. Тогда.

— Забирают, потому что имеют на это право! — голос Мастера тоже становится серебристым, расправляет крылья и взлетает над площадью. — Это не их дом. Наш дом. Мы здесь хозяева, они — ошибка природы, которую давно уже нужно исправить.

Он коротко кивает себе под ноги, туда, где опять разлеглись на плитах девять медовых тел алапардов.

— Рассказать тебе, варг, сколько людей от них гибнет за год? А от яприлей? От мантикор и гидр? От керберов и прочей дряни, которую вы защищаете? Или мне напомнить тебе — сколько погибло в Воздушных войнах, в Водных, в Таранном шествии?

— Мы можем многое рассказывать друг другу, Петэйр. У меня есть истории о кровавых травлях, о контрабандистах, фермах, зверинцах и клетках. О пепелищах. Хочешь?

— Нет. Потому что ты меня не слышишь, а я не слышу тебя. Для тебя эти твари — что-то вроде людей. Так? Вы там все сумасшедшие, варги. «Ох, их жизнь так ценна, не смейте их трогать! Ох, злые людишки обидели зверюшек!»

— А ты хочешь их истребить.

Холодный свет луны падает на лицо и становится на губах горечью. И в глазах не прорастают травы — им не пробиться сквозь камень.

— Истребить? Нет. Твари могут быть полезными человеку. Шкуры. Когти. Остальное. Не истребить, нет. Подчинить.

Фигурку он держал спрятанной в широком рукаве. Это фигурка мальчика — того же, что и на пьедестале. Хрустальная, но под фосфорическим светом с неба — почти жемчужно-белая… и только внутри — яркое багряное пятно.

— Убрать только самых опасных. Подчинить тех, кто останется. А избавиться придётся от вас. Это не мы начали войну — вы её начали. Такие, как ты. Те, кто ходит по городам и разбрызгивает свою кровь. Натравливает зверей на людей. И мы знаем, к чему вы ведёте и чего хотите, так что… нет. Мы не дадим вам шанса начать по-настоящему. Понимаешь?

На площади теперь совсем тихо. Только пар дыхания клубится в воздухе да где-то высоко над головой слышен шелест крыльев — это пташки Джемайи.

— Понимаю, что ты считаешь всех животных опасными, а всех варгов — предателями людской расы. Понимаю, что видишь во мне, как и во всём моём племени тех, кто толкает зверей на месть людям… Это не так. Варг не может толкнуть зверя на убийство. Отступники, варги крови — лишь малая часть. Варги рождаются, чтобы соединять живое — с живым. Помогать людям и животным…

— Быть в гармонии? — и мальчишеский, заливистый смешок. — Ты просила меня отпустить алапардов. Перестать контролировать «Хозяином». Если я исполню твою просьбу — будут они в гармонии? Или бросятся убивать?

Мановение руки с артефактом опять поднимает алапардов на ноги. Медовые шкуры золотятся в сумерках, и все глаза — как закрытые двери, куда нет хода варгу…

— Выбирай, варг. Я говорю серьёзно. Вы же так любите стоять на двух сторонах, будто вы мосты! Так вот, выбирай одну сторону. Я их убиваю, — чуть сжимает пальцы. — Или я их отпускаю. Совсем отпускаю. А ты пытаешься их удержать… своей гармонией. Но если вдруг не удержишь…

«То это Энкерская Резня», — стучит и отдаётся в стенах внутренней крепости, и стены подрагивают и крошатся, потому что — девять алапардов не два, и Чуда Энкера здесь нет, и удержать…

Вот, что ему было нужно. Доказать себе самому — и всей Кайетте свою правоту. Что мирное сосуществование невозможно. А когда он это докажет — прогрессисты выйдут на охоту, которой они так жаждут.

— Давай же, варг! Докажи мне, что эта ваша хваленая гармония возможна. Я их освобождаю, а ты убеждаешь не нападать. Если они правда мыслящие существа. А если они хищники и хотят крови — с ними придется поступить как с хищниками, верно же?!

Морды алапардов — неподвижны и бессмысленны. Будто на площади стоят уже мёртвые. А на лице у юного Мастера — алчное ожидание, и его губы вышептывают те самые вопросы, которые влетают — ядовитыми стрелами — через стены её крепости.

Разве ты удержишь, Гриз?! Девять алапардов в непонятно каком состоянии? В одиночку?! Неужели ты рискнёшь сотнями людскими жизней — ради девяти алапардов? На что ты надеешься, Гриз?! Неужели — на чудо?

— Ну же! Если ты уверена, что варги защитят людей надежнее, чем мы… давай! Защити же этих людей от алапардов!

Нет. Не на чудо. Совсем не на чудо. Я верю кое во что другое.

Эта вера металлом холодит правую ладонь. Острая, как лезвие, вера.

— Ты всё равно бы сделал это. Верно?

И я знаю, что ты прикажешь им, прежде чем освободить.

В толпе слитно охают, а Петэйр коротко разводит руками: мол, нет, конечно, я же столько раз тебя отговорить пытался. В двух обличиях.

— Отпускай!

Она слышит голос Яниста — тот выкрикивает что-то вроде: «Не нужно, пожалуйста, не нужно…» Потом время истекает, разбрызгивается лунным соком по плитам. Петэйр проводит над своим артефактом правой ладонью, с Печатью.

И в глаза алапардов возвращается смысл. Звери трясут головами, дрожь прокатывается по шкурам, каменеют мышцы, как перед рывком, оскаливаются пасти…

— Слушайте меня, — негромко говорит Гриз и вытягивает им навстречу левую руку, ту, что свободна. — Слушайте мой голос. Мы вместе…

Время замирает, и