Миллер Лау - Талискер

Талискер ничего не замечал — мир был как в тумане. Он шел куда вели, тихо радуясь, что Чаплин его не трогает и ничего не говорит. Но почему? Что ему надо?

Молодая женщина-полицейский, попавшаяся им навстречу, была вынуждена уступить им дорогу, чтобы разойтись в узком коридоре. Она первая среди всех встреченных мило и естественно улыбнулась. Наверное, не знала, кого ведут. Талискер устало поглядел ей вслед. Обернувшись, он увидел, что Чаплин смотрит на него с плохо скрытым отвращением. Ясно, что тот подумал, но какая, в конце концов, разница?

Участок, несмотря на мрачную атмосферу, казался более реальным, чем квартира Талискера. Стены здесь всякого навидались на своем веку.

Малки был не более чем тенью своего потомка, и все равно его присутствие утешало. Приятно иметь за спиной верного друга. Призрак шел рядом с арестованным в мрачном молчании, настороженно оглядываясь, то и дело касаясь рукояти меча.

Оставшись на несколько минут один в комнате для допросов, Талискер положил голову на прохладную поверхность стола из огнеупорной пластмассы. Кажется, именно сюда его привели пятнадцать лет назад. Пахло так же — рвотой и политурой, отчаянием, вырванными из жизни годами, незаслуженным позором. И все-таки ему удавалось сохранять внешнее спокойствие.

Малки побегал туда-сюда по комнате, а потом остановился перед Талискером и заявил все с тем же чудовищным акцентом:

— Выйди из оцепенения, Дункан. Они должны понять, что арестовали невиновного.

— Что я могу поделать, Малки? Что мне им сказать?

— Не знаю. Но ты уже бежишь — ну, не в физическом смысле слова… Сдаешься, иными словами. Меня это просто бесит.

Воцарилось молчание. Оба мужчины смотрели себе под ноги. Когда в коридоре послышались шаги, Малки встрепенулся.

— Слушай, ты не можешь просто заявить, что был со мной?

— Не говори чепухи, — раздраженно ответил Талискер.

Дверь распахнулась, и вошел незнакомый полицейский, следом за ним — Чаплин с подносом в руках. Рядом с чашками кофе лежала пачка сигарет «Джи-пи-эс».

Чаплин явно нервничал, из-за ситуации в целом или из-за присутствия другого полицейского — сказать было трудно. Он повозился с кассетами, потом раздал кофе, как радушный хозяин, принимающий гостей. Убедившись, что магнитофон включен, посмотрел прямо в глаза Талискеру. Тот даже не моргнул. Все начинается сначала, да?

— Мистер Талискер, это старший инспектор Стерлинг. Он решил поприсутствовать на нашей… милой встрече, потому что, по его мнению, в данном случае я могу быть пристрастен.

Талискер перевел взгляд на незнакомого следователя. Невысокий, с черными горящими глазами и аккуратно подстриженными усиками, он очень напоминал лучшего героя Агаты Кристи — Пуаро. Дункан почти улыбнулся ему и тут понял, что на лице старшего инспектора написано: «Виновен». Однако глаза тот не отвел, за что Талискер его зауважал.

— Пристрастен? Потому что посадил меня за решетку пятнадцать лет назад? Потому что добился признания от невиновного человека? Не льсти себе — ты просто помог им сделать из меня козла отпущения. На эту роль годился любой. Мне не давали спать тогда трое суток подряд. Я признался после семидесяти шести часов бодрствования. — Талискер криво усмехнулся. — Я признался бы в убийстве Джона Ф. Кеннеди, если бы меня о нем спросили. Что ты имеешь в виду? Что в некотором роде тебе не совсем на меня наплевать? Или это новая уловка? Иди в задницу, Алессандро. Не верю, что тебе есть до меня дело.

Чаплин коснулся резинки, стягивающей его волосы в хвост. Талискер помнил эту привычку; выходит, инспектору стало не по себе.

— В один прекрасный день, Чаплин, я докажу свою невиновность. — Голос звенел от сдерживаемых эмоций. Он с трудом сглотнул. — И что тогда? Компенсируешь мне потерянное время? Купишь кружку пива, извинишься? Скажешь, что всего лишь делал свою работу? Разве не так оправдывались нацисты на Нюрнбергском процессе?

Чаплин резко поднялся, и пластиковые ножки стула противно заскрипели. На виске инспектора билась синяя жилка, на скулах играли желваки.

— По-моему, — наклонился вперед Стирлинг, — там говорили, что просто исполняли приказы.

Талискеру не дали возможности ответить.

— Извинюсь? — прошипел Чаплин. — Буду сожалеть?.. Да. Верно. Скажите, мистер Талискер, полагаете, вы один, кому дали пятнадцать лет? — Он навис над арестованным так, что тот чувствовал запах одеколона, исходящий от него. — Позвольте сообщить вам, мистер Талискер, что есть и другие виды тюрьмы.

— Чушь собачья.

Чаплин развернулся, отошел в другую часть комнаты и закурил сигарету. При этом он прошел прямо сквозь Малки, который стоял за его спиной.

— Ничего, что я здесь? — съязвил горец.

— Я считал, — начал Чаплин, — что ты невиновен, Талискер. Удивлен? Думал, никто тебе не верит? Ну так вот, я верил. — Он сделал паузу, чтобы дать собеседнику хорошо осознать последнюю фразу, потом глубоко затянулся сигаретой и продолжил: — Это был сущий ад. Может, ты и через худшее прошел, не спорю, но мне пришлось не сладко.

— Это имеет отношение к делу, инспектор Чаплин? — перебил его Стирлинг. — Мы должны допросить подозреваемого, а не копаться в вашем общем прошлом.

— Да, — сказали оба мужчины хором.

— Да, — повторил Чаплин. — Имеет. Пожалуйста, позвольте мне закончить, сэр.

Стирлинг кивнул.

— Я буквально жил твоим делом, Талискер. Приносил его домой, читал за едой, оно мне снилось. Мы все были на грани — те, кто не работал с нами тогда, не поймут. Столько свидетельств — а ты все отрицал. Ты ведь знаешь, что обвинение основывалось на косвенных уликах. Шесть убийств, Талискер. Шесть девушек…

— Да. — Талискер закрыл глаза.

— Мы были так уверены, что поймали убийцу. Так чертовски уверены…

— Инспектор. — Стирлинг бросил на Чаплина укоризненный взгляд, но тот не обратил внимания.

— А потом я допросил тебя. Помнишь? И через тридцать секунд убедился — или думал, что убедился, — в твоей невиновности. Я сказал это всем, кто спрашивал, и некоторым из тех, кто не спрашивал… Однако было поздно. Ты почти признался, и машина правосудия сделала свое дело. Остальное уже вошло в историю. Но я не мог смотреть тебе в глаза в зале суда.

Он перестал расхаживать взад-вперед и снова коснулся волос. Сигаретный дым витал вокруг его головы облаком.

— Я пытался забыть. Говорил себе, что такова система, что все мы порой ошибаемся. Но я сильно изменился с тех пор, стал циником. Я как будто отравлен той мерзкой историей. Я жил с ней почти шестнадцать лет. До сегодняшнего утра…

Выражение его лица резко изменилось. Чаплин бросился к столу, откинув в сторону пластиковый стул, и принялся вытаскивать что-то из кармана смокинга. Талискер понимал, что он делает. Не надо, подумал арестованный, не показывай мне…