Надежда Попова - По делам их

Глава 17

Этой ночью Кельн словно бы вымер — безденежные студенты, желающие одним махом поправить свои дела, не шатались по переулкам, предлагая припозднившимся прохожим внести пожертвования в пользу голодающих, да и самих прохожих не было, зато улицы буквально кишели магистратской стражей. Курт шел, не скрываясь — лишь время от времени приходилось извлекать из-под воротника Знак, когда путь ему заступала очередная пара блюстителей порядка; оные блюстители попадались столь часто, что он, в конце концов, просто оставил медальон висеть поверх куртки, дабы не тратить время и нервы — и свои, и городской стражи.

Неблагополучные кварталы обозначились уже совершенным безлюдьем; здесь уже не было и караулов, и, казалось, даже вездесущие уличные коты, единственные нарушители спокойствия, коим не указ были даже магистратские солдаты, избегали появляться здесь. И все же, ночные шорохи обступали со всех сторон, словно в пустых окнах брошенных домов, в осыпавшихся дверных проемах по временам появлялись то ли таинственные обитатели этих запретных для добропорядочного горожанина мест, то ли бывшие хозяева жилищ, в ночную пору возвращавшиеся из дальней, темной стороны жизни и смерти…

Курт встряхнул головой, силясь сбросить с себя ледяное оцепенение, ощущая, тем не менее, мерзкие мурашки на спине; бояться здесь следует не призраков, напомнил он себе настойчиво, а людей — вполне живых и временами не желающих видеть таковыми прочих представителей людского племени.

Когда бывший дом корзинщика, чьего имени он теперь уже припомнить не мог, оказался в пяти шагах, из мрака впереди донеслось негромкое «стойте там». Курт подчинился немедленно, всматриваясь в темноту и видя лишь не силуэт даже, а просто более плотный сгусток тьмы с чем-то, похожим на плечи и голову.

— Курт Гессе, инквизитор, — оповестил он ровно; темнота приблизилась.

— Вы в одиночестве?

— Как и было условлено, — кивнул он, решившись тоже сделать шаг навстречу — всего один, как и человек напротив. — Хотя, полагаю, об этом тебе известно не хуже меня; я слышал твоих приятелей позади себя.

Впереди прозвучал смешок, и сгусток мрака шагнул еще раз.

— Да, известно… Вы вооружены?

— Разумеется, — Курт тоже сделал очередной шаг вперед. — Два кинжала и арбалет; если в твои планы не входит моя гибель, я к ним даже не притронусь. Не мог же я идти по ночным улицам вовсе без оружия.

— Пообещайте, что не станете вытворять глупостей, и можете подойти, — позволил голос впереди; он кивнул снова.

— В мои планы это уж точно не входит: я пришел говорить, и более ничего.

— Идите. Только спокойно.

Курт миновал оставшиеся пять шагов неспешно, удерживая руки чуть в стороне от ремня — не поднимая, однако держа ладони таким образом, дабы было видно, насколько далеко они от рукоятей. Встретивший его человек сделал шаг назад, вглядываясь в его лицо; Курт рассматривал своего потенциального информатора тоже — луна была тусклой, однако даже в ее слабом свете было различимо, что ночной собеседник молод, годами тремя лишь старше него, жилист и собран, как кошка, лицом, однако, более напоминая воробья, прицелившегося на брошенную на дорогу горсть зерна.

— Прежде, чем мы начнем говорить, майстер инквизитор, я задам вам один вопрос, — решительно сказал тот, — и хочу, чтобы вы ответили честно.

— Обычно я это говорю, — усмехнулся Курт осторожно; собеседник хмыкнул в ответ.

— Чего только в жизни ни случается, майстер инквизитор… Итак, мой вопрос. Курт Гессе, племянник пекаря Фиклера — вы имеете к нему отношение?

Курт молчал мгновение, за которое успел продумать все, что только мог себе вообразить — от возможного покушения (с попыткой подставить местных бандитов) до мести кого-то из прежних знакомых; наконец, он кивнул, осторожно приблизив ладонь к рукояти арбалета.

— Имею, самое непосредственное. Это я Курт Гессе, племянник Фиклера. Это что-то меняет?

— Не хватайся за ножик, Бекер,[152] — засмеялся человек напротив, сделав еще два шага и остановившись уже рядом. — Ты всегда был нервным…

— Полагаю, нет смысла спрашивать, знакомы ли мы, — снова опустив руки, подытожил Курт, теперь, при таком расстоянии, готовясь при случае выхватить оба кинжала. — Но я не могу тебя вспомнить.

— А то; столько лет прошло. И я б тебя не вспомнил, если б… Я тебя к нам привел. Теперь помнишь?

— Финк?[153] — уточнил он; тот разыграно поклонился. — Рад видеть тебя… живым. Ты изменился.

— Да и вас не узнать, майстер инквизитор.

Голос у бывшего приятеля был спокойным, разве что пробилась в нем некоторая неловкость и даже чуть неуверенность; однако, ничего дурного тот, судя по всему, не замышлял.

— Что-то мне кажется, — бросил пробный камень Курт, — ты не в своей тарелке, произнося эти слова.

— Ну, — пожал плечами тот, — теперь, раз уж я знаю, с кем говорю, действительно — не по себе. Нелегко выговорить «вы» и «майстер» тому, кто когда-то хоронился за моей спиной, утирая кровавые сопли.

— Тогда оставим все это, так будет проще, — предложил он миролюбиво, и Финк с готовностью кивнул.

— Это хорошо, что ты не задаешься, Бекер… Пошли сядем? Ты не думай, — продолжал тот уже спокойно, когда они уселись на порог пустующего дома — все же чуть в сторонке друг от друга, оба держа руки на коленях, ближе к ремню с оружием, — не думай, я твою должность уважаю. Не какие-то тебе там, понимаешь…

Курт молчал, ожидая продолжения; тот вздохнул.

— Я знаю, тебе не терпится услышать, чего ради я тебя сюда потащил ночью; сейчас все обрисую, не боись. Без сведений не уйдешь. Только ты мне сначала скажи, если не секрет, как это тебя угораздило? Тебя ж, вроде, вздернуть должны были?

— Повезло, — отозвался Курт, косясь в темноту и теперь уже отчетливо слыша, как кто-то ходит чуть в стороне — топчется на месте, ожидая, очевидно, завершения беседы своего приятеля с кельнским инквизитором. — Попал под опекунство одного святого отца, ну и… Все просто.

— Натурально, повезло, — согласился Финк без особой зависти и даже почти с сочувствием в голосе. — Мы-то, понимаешь, когда услышали — «Курт Гессе», да еще говорили, что ты отсюда родом — сразу подумали о тебе, но как-то уж это было чудно. Мы спервоначалу решили — а, хрен с ним, какая разница… И когда ты шашни крутил с этой графиней — понимаешь, не нашего это ума было дело, кто и кого… гм… Вообще — ты же сам знаешь, подельников сдавать зазорно.

— Знаю, — осторожно согласился он; Финк кивнул.

— Вот так оно. А потом, когда ее арестовали, смотрю — все забегали, магистрат озверел совсем, студентов попрятали, инквизиторы галопом туда-сюда мельтешат, и все такие серьезные; тут я и подумал — нет, это уж не шутки. Посовещались с парнями и решили, что в таких делах мы не участники. Вот потому и послали эту записку именно к тебе, чтоб с тобой поговорить. Подумали — если ты, то говорить будет проще, а если просто имя совпало, то все равно лучше с тобой, чем с этим старичьем… уж извиняемся за прямоту.