Дэвид Дрейк - Слуга Дракона

Юноша отпрянул, отчаянно моргая. Затем протер глаза, пытаясь прогнать наваждение. Присутствовало что-то гипнотическое в узоре каменной кладки – строители явно не просто соединяли камни между собой. Так или иначе, дальше не было ничего, кроме песка.

Отверстие норы – бледно-матовое – являлось единственным источником освещения в помещении.

– Давайте выбираться, лорд Альман, – предложил Гаррик. – Не думаю, что мы найдем Линзу.

Он стал отползать назад, чувствуя слабость и дурноту. Накатила головная боль, глаза слезились от пыли и сухости.

– Теноктрис, – произнес юноша. – Ее там нет. Думаю, кто-то опередил нас.

Он нахмурился, припомнив цепочку следов, которую заметил у входа. Интересно, насколько они свежие? Он, конечно, не уверен…

– Думаю, кто-то забрал Линзу, пока мы разыскивали лорда Альмана, – сказал Гаррик. – Такое возможно?

– Да, – кивнула Теноктрис. – Так и есть. Этот кто-то следил за мной и проскользнул следом в Алэ. Вполне возможно при наличии известных сил. Не знаю пока, что это означает, но… – она блеснула улыбкой, – но в любом случае думаю, результат нас не порадует.

Альман выкарабкался обратно. Он двигался с осторожностью древней черепахи.

– Лорд Альман, – обратилась к нему волшебница. – Благодарим за попытку помочь нам. Больше мы вас не потревожим.

– Просто не могу придумать, куда она запропастилась, – в недоумении качал головой старик. – Я точно помню, что брал ее с собой в Алэ. Не мог не взять! Ведь Линза Рушилы была предметом моей гордости.

Искрящаяся звезда промелькнула в небе. Она казалась гораздо ближе и ярче тех звезд, что Гаррик наблюдал по ночам на Хафте. Больше всего она напоминала комету.

Альман тоже увидел этот огненный прочерк.

– Линза Рушилы являлась частью глаза существа, которое родилось задолго до нашего мира, – задумчиво произнес старик. – Была старше нашей части космоса… И вот она тоже умерла. Все умирает.

– Для возвращения мне нужно начертать свое заклинание на месте, где мы вошли в этот план, – спокойно сказала Теноктрис, опираясь на руку Лиэйн.

– Господин? – позвал Гаррик. – Лорд Альман? Тот уже медленно шел ко дворцу. Услышав зов, он обернулся. Казалось, присутствие других людей его удивило.

– Господин, вы уверены, что не хотите вернуться с нами? – спросил юноша. Махнув рукой в сторону песочного океана, он добавил: – Здесь не место человеку. И вообще чему-то живому.

– Вернуться? – слабо улыбнулся старик. – Я понимаю, вы хотите быть любезным, но… уверяю вас, вы ошибаетесь. Ведь здесь я могу сидеть на Троне и наблюдать за солнечным рассветом. И я буду продолжать это делать до той самой ночи, когда заведенный порядок нарушится и солнце не взойдет. Либо для мира, либо для меня. На самом деле, это одно и то же. Ведь ничего не существует… ничего, кроме темноты. Или обещания темноты.

И Альман побрел по направлению ко дворцу. Несколько мгновений Гаррик смотрел ему вслед, затем подхватил на руки Теноктрис.

– Я понесу тебя, – сказал юноша. На это у него еще хватало сил. По крайней мере, на короткое расстояние. – Так будет быстрее. А мне хочется как можно скорее покинуть это место. Уж очень неприятно видеть, что оно делает с человеком.

Когда Шарина вернулась на площадь, возле птицы стояли двое с желтыми нашивками на рукавах. Один из них бросил железный треугольник к тем двум, что уже валялись на подстилке, после чего парни удалились, обсуждая, где бы пообедать.

Прервав танец, птица опустилась на корточки, и Шарина невольно вздрогнула, так как колени у нее сгибались назад. Танцор начал аккуратно складывать ткань с монетами.

– Погоди, – окликнула его девушка. Запустив два пальца в кошель, она подошла поближе. – Я наблюдала за твоим танцем раньше, но тогда у меня не было денег. Вот возьми.

И Шарина достала короткую медную полоску со стертыми от частого употребления краями. Она застыла в нерешительности, не зная то ли передать металл в руки танцору, то ли подождать, пока он снова расстелет свою подстилку, и, таким образом, избежать прямого контакта. Девушка насмотрелась достаточно, чтобы знать: в каждом месте свои обычаи. К тому же, как правило, обычаи блюдутся куда более строго, чем государственные законы и установления.

Птица поднялась, держа сверток в обеих руках. Она была на полголовы выше Шарины, хотя большей частью за счет перьевого гребеня. Перья вокруг глаз у нее напоминали отогнутые наружу лепестки, что зрительно увеличивало их.

– Благодарю вас, госпожа, не надо, – произнесла птица. – На сегодня с меня довольно денег.

Шарина не поверила себе: неужели птица действительно говорила? На слух, ее выговор не сильно отличался от обычного валхоккского – по крайней мере, с точки зрения иностранки. Голос звучал несколько выше, чем, скажем, у ювелира, но вполне укладывался в нормальный человеческий диапазон.

– Но я хочу заплатить тебе, – настаивала Шарина, подняв повыше (чтоб было видно) медную безделицу. – Я же наблюдала твой танец, но не могла тогда заплатить. Теперь я вроде возвращаю долг.

Девушка знала, что ее дар, по крайней мере, втрое превышает заработок птицы за сегодняшний вечер. У ног птицы стояла небольшая плетеная корзинка. Возможно, туда отправились более ранние подаяния, но Шарина сильно сомневалась в этом. Крышка корзинки была наглухо приторочена пеньковой веревкой, побелевшей от времени. Если б ее рассупонивали ежедневно, это, наверное, как-то отразилось бы на цвете.

– Я – Далар, младший сын и страж Роконара, – представился уличный танцор. – Я сопровождал свою сестру во время путешествия к ее жениху Тестигу. Увы, моя сестра погибла – мне не удалось ее спасти во время шторма. Меня же на обломках корабля забросило на этот край земли, о чем я не перестаю сожалеть. Лучше бы я тоже тогда погиб.

Далар запрокинул лицо в небо и заухал, подобно черному орлану, – раз, другой, третий. Зловещее впечатление… Люди на площади опасливо оглядывались на них, одна из уличных торговок – рассыпавшая айву со своей тележки – разразилась проклятиями.

– Поскольку мне надо как-то жить, я унизился до того, что исполняю на улице Боевую Пляску Роконара, – теперь Далар говорил нормальным голосом, глядя прямо в глаза Шарине. – Но я не совсем потерял честь… поэтому беру только то, что необходимо мне на прокорм. Лишнего мне не надо, госпожа.

Он прижал к себе завернутые в тряпку три железки.

– Этого мне хватает. – Он повернулся, чтобы уйти.

– Подожди, – воскликнула Шарина. Птичья голова повернулась на сто восемьдесят градусов, так что круглые глаза смотрели на нее из-за плеча. – Я тоже чужестранка в Валхокке. Мой дом далеко отсюда… гораздо дальше, чем ваш.