Кирилл Еськов - Последний кольценосец

Молодой сеньор, однако, так не думал: во всем, что не касалось его сдвига по части розового мясца, он был на диво осмотрителен. Лесник никак не производил на него впечатления человека, который оставит эту историю без последствий либо (что, в сущности, то же самое) примется обивать пороги суда и строчить челобитные. Эта шустрая пейзаночка, коию он мимоходом облагодетельствовал на лесной опушке, невзирая на некоторые ее возражения (черт, укушенный палец ноет по сию пору)... Откровенно говоря — знать бы загодя, что на нее всерьез положил глаз такой парень, как Ранкорн, так он просто проехал бы себе мимо... тем более и девка-то оказалась — тьфу, глядеть не на что... Ну да чего теперь говорить — сделанного не воротишь. Сопоставив собственные впечатления с мнением командира дружины, лендлорд уверился: отсутствием черной стрелы обольщаться не стоит, сие означает лишь, что Ранкорн не любитель театральных жестов и ему плевать на пересуды зевак. Серьезный человек — а значит, и отношения к себе требует серьезного... Той же ночью стоящий на отшибе дом лесника запылал со всех четырех концов. Входная дверь оказалась подпертой бревном, а когда багрово подсвеченное изнутри чердачное оконце закрыла тень вознамерившегося выбраться наружу человека, снизу, из темноты, полетели стрелы; больше уже никто вырваться из пылающего сруба не пытался.

Сгоревший заживо королевский лесник — это тебе не вшивый виллан, по собственной дурости угодивший под копыта господской охоты, тут концы в воду не очень-то упрячешь. Хотя...

— Вся округа, сэр, полагает, что это браконьеры. Покойный — царство ему небесное — держал их в черном теле, вот они ему и отомстили. Скверная история... Еще вина? — Эти слова молодой сеньор адресовал прибывшему из Харлонда судебному приставу, который — так уж случилось — остановился под его гостеприимным кровом.

— Да-да, благодарю вас! Чудный кларет, давненько не доводилось пробовать подобного, — степенно кивнул пристав — рыхлый сонный старикашка с венчиком серебристых волос вокруг розовой, как деревенское сало, лысины. Он долго любовался на пламя камина сквозь вино, налитое в тонкий стеклянный бокал умбарской работы, а потом поднял на хозяина свои выцветшие голубые глазки, оказавшиеся вдруг вовсе не сонными, а пронзительно льдистыми. — Кстати, та утопленница... Она была из ваших крепостных?

— Какая утопленница?

— Слушайте, неужто они у вас топятся регулярно — через два дня на третий?

— Ах, эта... Нет, она откуда-то с севера. А что, это имеет значение?

— Может статься, что имеет. А может, и нет. — Пристав вновь поднял бокал на уровень глаз и раздумчиво произнес: — Ваше поместье, сударь, радует глаз своей обустроенностью — пример для подражания всем окрестным землевладельцам. По моим прикидкам, не менее двух с половиной сотен марок годичной ренты — не так ли?

— Сто пятьдесят, — не моргнув глазом соврал лендлорд и облегченно перевел дух: хвала Эру — разговор, кажется, перешел в практическую плоскость. — Да к тому же едва ли не половина уходит в налоги... А тут еще закладные...

Что ж, браконьеры так браконьеры. Соответствующую кандидатуру подобрали быстро; провисев должное время на дыбе с жаровнею под пятками, парень сделал все положенные признания и был чин-чином посажен на кол — в назидание прочим холопам. Пристав убыл в город, нежно прижимая к правому боку свой кожаный кошель, отяжелевший разом на сто восемьдесят серебряных марок... Ну что, все? Черта с два — все!..

Лендлорда с самого начала тревожило то, что никаких костей на месте сгоревшего Ранкорнова дома так и не обнаружили. Командир дружины, который лично руководил той ночной акцией, успокаивал хозяина: сруб большой, пол не земляной, а дощатый, полыхало больше часа — труп наверняка сгорел дотла, такое случается сплошь и рядом. Молодой сеньор, однако, будучи — как уже говорено — человеком не по годам осмотрительным, послал своих людей еще разок обшарить пепелище... Тут-то и подтвердились наихудшие его опасения. Оказалось, осмотрительность не чужда была и леснику, в жизни которого хватало всяческих сюрпризов: из погреба у него вел наружу подземный лаз длиною тридцать ярдов, на полу которого обнаружились недавние пятна крови — одна из ночных стрел попала в цель.

— Искать! — распорядился молодой сеньор — негромко, но таким тоном, что выстроенные по тревоге дружинники (парни оторви и выбрось) разом покрылись гусиной кожей. — Либо он, либо мы — назад хода нету. Он пока что, хвала Оромэ, отлеживается где-то в лесу. Если уйдет — я покойник, но вы — все! — умрете раньше меня, эт-то я вам обещаю...

Лендлорд лично возглавил погоню — заявив, что на сей раз не успокоится, покуда не увидит труп Ранкорна собственными глазами. Следы беглеца, ведущие в глубь леса, весь день читались хорошо и четко: тот даже не пытался их маскировать, полагаясь, как видно, на то, что его уже не числят среди живых. Правда, ближе к вечеру командир дружинников нашел в кустах рядом со следовой дорожкой настороженный самострел... Вернее сказать, сам-то самострел обнаружили чуть погодя, когда стрела уже сидела у командира в животе по самое оперение. Пока дружинники базарили промеж собою, столпясь вокруг раненого, невесть откуда прилетела вторая стрела, вонзившаяся в шею еще одному из них. Но здесь Ранкорн сам себя выдал: его силуэт мелькнул среди деревьев ярдах в тридцати чуть ниже по склону лощины, и уж тут-то они всей ватагою ринулись вдогон по узкой прогалине между кустов орешника... Так оно и было задумано — чтоб все сразу и бегом, не глядя под ноги. В итоге в ту ловчую яму угодили единым махом трое — на такое он, признаться, даже не рассчитывал; разбойнички Эгги-Пустельги, что мастерили это сооружение, потрудились тогда на совесть — восемь футов глубины, на дне колья, вымазанные мясной гнилью, так что заражение крови гарантировано в любом случае.

Сумерки меж тем стремительно сгущались. Теперь дружинники сделались очень осторожными: двигались только попарно, а когда, прочесывая лес, заметили наконец затаившегося в кустах Ранкорна, то не стали рисковать и тут же изрешетили его стрелами с двадцатиярдовой дистанции. Увы, приблизившись вплотную (в аккурат под удар пятисотфунтовой колоды, сорвавшейся из соседней кроны), они обнаружили вместо вожделенного трупа сверток коры с одетыми на него лохмотьями... Тут только лендлорд впервые осознал, что даже унести ноги из «укрепрайона» шайки Эгги, куда их так ловко заманил этот окаянный вос, будет весьма непросто: ночной лес вокруг них набит смертоносными ловушками, а четверо тяжелораненых (это плюс к двоим убитым) начисто лишили отряд мобильности. И еще он понял, что их подавляющий численный перевес при создавшемся раскладе не имеет ровно никакого значения и вплоть до рассвета роль дичи в этой охоте уготована им.