Олаф Локнит - Морок чащи

Киммериец быстро осмотрелся и скупо выругался: такое можно увидеть лишь в дурном сне. Караульные, успевшие прибежать на стены дружинники-асиры, сотник Раграр - все до единого лежали вповалку. У многих из приоткрытых ртов текла слюна, на губах белела пена. Сотник, видимо в последнем усилии пытавшийся поднять меч для защиты от неведомого, упал грудью на деревянный парапет стены и теперь его руки бессильно свешивались вниз. Мертвую крепость, озаренную зеленоватыми лучами колдовского огня, теперь можно взять голыми руками. Похоже, Вендикко этого и добивался. А округа наполнилась невероятными, жуткими звуками, издаваемой беснующейся вокруг Тусцелана силой - оно, нечто, завывало на сотни голосов, рыдания сменялись хохотом, потом раскатывались взрывы заунывных стенаний, затем оно снова хохотало, хохотало, торжествуя над жалкими смертными...

И тут Конан понял: они с Сигвальдом остались в обреченном форте единственными людьми, которых не коснулась магия Духа Лесов.

А если так - надо действовать!

Поначалу Конан решил, что Вендикко сам атакует форт - чудище было настолько большим, что разнести Тусцелан по бревнышку для него особой трудности не составило бы, уж больно силен с виду. Но монстр не двигался - стоял у берега, озирая крепость крошечными зелеными глазками, мерцавшими во тьме подобно двум колдовским огонькам...

— Вдвоем мы его не завалим, — качая головой, шептал Конан, одновременно поглядывая в бойницу. — Невозможно, слишком здоровый. Сигвальд, соображай, ты же жрец, годи – тебя должны были научить, как бороться с такой пакостью!

— Я - жрец, а он - бог! — сквозь зубы протянул асир. — Неимоверно древний, невероятно сильный, непознаваемый и не-человеческий! Говаривают, людям можно договориться даже со стигийским Сетом или Затхом из Заморы - все-таки это наши боги, покровительствующие людям, пусти и не всем. Но это чудовище пришло из другого мира... Оно живет здесь со времен, когда о людях еще и слыхом не слыхивали. Никакая магия человека не победит Вендикко - она просто не подействует!

— А почему Молот Крома подействовал? — мгновенно переспросил Конан.

— Балда! Да потому, что только боги могут противостоять богам! И в оберегах заключена сила богов!

— Боги? — варвара будто встряхнуло. — Вы же притащили с собой трех истуканов! А у нас в Тусцелане даже митрианской часовни нет, хотя аквилонцы поклоняются Золотому Оку! Пускай это боги Нордхейма, но ведь покровители асиров и ванов обязаны противостоять злу!

— Это не боги, а их изображения, — выдохнул Сигвальд. — Символы, понимаешь? Безгласные деревянные идолы!

— Но ты же каждое утро мажешь им губы кровью и медом! И ты веришь, что этим принес жертву, приятную Силам! А за искреннюю веру боги воздают, уж поверь старому бродяге, который видел богов вживую! А ну пошли!

— Куда? - вытаращился годи.

— К Доннару, Вотану и Бальдуру! Твоим богам! Они подскажут, что надо делать!

— Ты сумасшедший, — прохрипел Сигвальд. — Но я действительно верю... И пусть родичи Вотана воздадут мне за служение...

— Сразу бы так, — киммериец поднял Сигвальда на ноги и подтолкнул к лестнице. — Быстрее! Не видишь, что под стеной творится?

— Вижу, — помертвел асир, мельком взглянув вниз и тотчас отвернувшись. - Похоже, скоро ты уйдешь в чертоги Крома, а я в Валхаллу...

— Это мы еще посмотрим, — пытаясь подбодрить годи, усмехнулся Конан. - Чего встал? Бегом!

Варвар заметил, что толстые бревна, из которых была сложена надвратная башня, покрылись инеем. Непрерывный ветер, насылаемый Духом Лесов, стал еще холоднее...

Вендикко пришел не один — оказалось, древнее божество привело с собой воинство. И воинство весьма странное. Конан углядел, как из влажной почвы у стен крепости выпрастываются струи пара или тумана, затем невесомые облачка обретают форму и словно бы обретают плоть, превращаясь в некое подобие призраков, имеющих отдаленное сходство с человеком: две руки, две ноги, растущий из «плеч» бугорок, который, вероятно, должен обозначать голову. Да вот только передвигались эти твари необычно — опирались о землю всеми четырьмя лапами, подобно дарфарским обезьянам, плавно подпрыгивали, дергались, будто исполняя некий танец.

Вскоре Тусцелан оказался окружен сотнями привидений, начавших медленно приближаться к стенам. Киммериец лишь зубами скрипнул, заметив, как на «головах» бесплотных существ разверзлись пылающие бледно-розовым огнем горизонтальные щели - не поймешь сразу, пасть это, или единственный узкий глаз. Выглядела армия Духа Лесов угрожающе - Конан поймал себя на мысли, что ничего более мерзкого он в жизни не видел: человеческий рассудок не желал понимать, как в принадлежащий людям мир могли проникнуть чудовища давно минувших эпох...

Варвар и Сигвальд, грохоча по деревянным ступеням лестницы подошвами сапог, спустились с башни и бегом ринулись к длинному дому, отданному сотником наемникам-асирам. Костры и факелы давно погасли, но киммериец все отлично видел — зеленоватый свет, порожденный колдовством Духа Лесов, исторгался отовсюду: жилища людей, укрепления форта, даже колодезный сруб и стоявшие возле конюшен повозки мерцали изумрудным огнем. Лишь три деревянных истукана, вкопанные в землю возле обиталища нордхеймцев оставались непроницаемо черными.

— Видишь, их не коснулась магия! — Сигвальд растерянно остановился перед статуями и почтительно воззрился на изваяние Вотана. Единственный глаз божества слепо таращился на людей.

— И что теперь делать?

— Ты меня спрашиваешь? – рыкнул Конан. — Кто здесь жрец, ты или я? Сигвальд, тебя ведь должны были научить разговаривать с богами! Проси помощи!

— Так это... Нужна жертва! Только кровь открывает Врата между миром смертных и обителью незримых духов! Не курицу же резать! Да и где мы ее сейчас возьмем?

— Толку от тебя не больше, чем от младенца! — рявкнул киммериец. — Кровь? Отлично, пусть это будет моя кровь!

— Спятил? — ахнул годи, но Конан оттолкнул его, выхватил правой рукой кинжал и полоснул отточенным лезвием по своей левой ладони. Несколько капель попали на Сигвальда, а тонкая струйка казавшейся черной крови пролилась к основанию статуи Доннара, бога-громовержца, хранителя мира.

В сущности, на подобные царапины варвар давно перестал обращать внимание – мужчина обязан терпеть боль, особенно если кровь пролита ради благого дела. Но на сей раз, глубокий порез на ладони вызвал не боль, а ощущение блаженного тепла, волной разлившегося по всему телу. Конан и асир попятились, увидев, как статуя Доннара внезапно начала наливаться золотистым огнем - дерево словно обращалось в разогретое в тигле золото. Неужели Доннар принял жертву?