Павел Багряк - Пять президентов

– Это моя физиономия! – закричала женщина. – Если она вам не нравится, верните ее мне!

– Нет, почему же, – спокойно ответил актер, – это не худший вариант. Вы говорите, что вам тридцать семь лет? Ну, я как раз только-только начинал в ваши годы. А сейчас тридцать семь лет плюс мой опыт, мои связи, мои деньги, моя реклама – это другое дело! Да и кому из нас не хотелось бы сбросить парочку десятилетий, не правда ли, дорогой комиссар?

– Что верно, то верно, умереть мы всегда успеем, – сказал студент, а на самом деле продавщица Мери Лелевр.

– Это несправедливо, – заметил человек с лицом Таратуры. – Выходит, у меня украли лет пятнадцать жизни?

– Тебя здорово охмурили, парень, – весело поддакнул бродяга. – Но ты запомни, у нас говорят: время – это деньги. Главное теперь – выяснить, кто будет платить. Уж не наша ли полиция, а, комиссар? – И он снова заразительно захохотал. Глядя на него, Гард никак не мог отделаться от мысли, что Остин – это вовсе не Остин, а Юм Рожери в роли бродяги Остина. – Сказать по правде, комиссар, – продолжал бродяга, – я был бы не против, если бы эта шутка или как вы там ее называете продлилась подольше. С моей новой рожей я за час насшибал столько монет, сколько не имел и за неделю. А в кафе «Бутерброд с гримом», где собираются артисты, мне подавали даже бумажки! Такого не бывает и на Рождество! И надо же – меня сцапали! Я кричу, а ваши ребята, комиссар, тянут меня в машину. Это было очень весело, черт побери!

– «Весело»! – взревел парикмахер – женщина. – Тебе весело, идиот!

– Спокойно, господа. – Гард поднял руку. – Я понимаю всю сложность вашего положения и разделяю ваши тревоги. Что касается вас, мистер Фридель, – он обернулся к женщине и улыбнулся, – что касается вас, Пауль, не надо нервничать. Еще раз повторяю: я уверен, что в самом скором времени мы вернем вам ваши лица. Поиски затрудняются лишь тем, что…

В эту минуту в холл быстро вошел Таратура. Гард увидел, разумеется, профессора Грейчера, но, сделав над собой легкое усилие, понял, что это Таратура. «Пора привыкать», – подумал Гард, когда Таратура, подойдя вплотную, что-то быстро и горячо зашептал ему в ухо.

– Что-что? – переспросил Гард. Потом понял. Обернулся. – Извините, я должен ненадолго уйти. Мы еще поговорим…

У гаража виллы стоял полицейский автомобиль. Шагая в густой тени кленов, Гард видел, как двое полицейских медленно вытаскивали из машины носилки, на которых угадывалось человеческое тело, покрытое белым. Наконец они поставили носилки в траве, с громким, резким, как выстрелы, звуком захлопнули дверцы автомобиля. Гард подошел к носилкам, и, опережая его приказ, Таратура отбросил простыню. Изможденный морщинистый старик, с мешками под закатившимися глазами, лежал на спине, мертво подогнув правую руку. На нем был превосходный серый английский костюм чистой шерсти с белым уголком платка, торчащим из кармана, который никак не вязался с седой щетиной на впалых щеках.

– Смерть наступила мгновенно, – сказал сержант за спиной Гарда. – Выстрел в упор точно в сердце.

Только теперь Гард заметил маленькое отверстие с рыжими краями под франтоватым белым платочком.

– Вы думаете, это он? – спросил Гард Таратуру.

– Похоже, что он.

– Придется позвать его.

– Это жестоко, комиссар.

– Иначе мы не будем знать точно. А нам необходимо знать совершенно точно.

– Вы правы. Хорошо, я схожу за ним. – Таратура зашагал к вилле.

– Что нашли на убитом? – спросил Гард сержанта.

Сержант достал из нагрудного кармана шпаргалку:

– «Бумажник с восемьюстами четырнадцатью кларками, авторучку „паркер-1100“, чековую книжку, носовой платок, машинку для стрижки ногтей, связку ключей на платиновой цепочке длиной тридцать два сантиметра, записную книжку в крокодиловом переплете, пачку сигарет „Космос“, газовую зажигалку „Ронсон“, зубочистку в виде серебряной шпаги и шесть визитных карточек».

Гард удивленно вскинул брови:

– Визитные карточки? Покажите.

Сержант полез в кабину, достал портфель и долго в нем рылся. Наконец протянул Гарду маленький белый прямоугольник с золотым обрезом.

"Чарлз Фицджеральд Крафт-младший, – прочел Гард изысканную каллиграфическую вязь, – сенатор, президент компании «Всемирные артерии нефти». – Гард задумчиво свистнул. Очень немногие знали, что этот свист – признак наивысшего удивления Гарда, потому что очень нелегко было удивить комиссара.

Он услышал шаги за спиной, оглянулся и увидел Таратуру, хмуро шагающего рядом со знаменитым киноактером Юмом Рожери. «Кого он ведет, болван? – подумал Гард, но тут же опять спохватился: – Все верно, все правильно. Вот, черт, не могу привыкнуть…»

– Скажите, Остин, – спросил Гард бродягу с лицом киноактера, – вы знаете этого человека? – Гард показал глазами на носилки с трупом.

Остин взглянул и быстро шагнул вперед, к носилкам. Потом медленно опустился на колени. Его глаза, не отрываясь, смотрели на лицо покойника, и столько тоски, столько боли и неизбывной жалости было в этих глазах – глазах знаменитого Юма Рожери, великого актера, который все-таки никогда не мог бы так сыграть человеческое горе.

– Это я, – не сказал, а коротко выдохнул он. – Это я, комиссар…

Гард отвел Таратуру в сторону:

– Вы знаете, кто лежит там с лицом Остина? Чарли Крафт. Да, да, тот самый сенатор Крафт-младший. Грейчер порвал цепочку… Бедняга Остин, он теперь уже никогда не вернет себе свое лицо! Но вы понимаете, что Грейчер начал игру ва-банк? Он полез наверх, на самый верх. Он ищет зону, недоступную нам. Но он плохо знает меня. Два убийства – серьезная штука, такие вещи я никогда никому не прощал. Необходимо поставить в известность президента.

И тут они услышали тихие горькие всхлипы. Упрятав чужое лицо на груди покойного, Уильям Остин, бродяга и нищий, плакал над трупом Чарлза Фицджеральда Крафта-младшего, мультимиллионера. Он был единственным человеком, который оплакивал могущественнейшего из нефтяных королей. Но он не знал об этом.

9. ЛЕС РУБЯТ – ЩЕПКИ ЛЕТЯТ

Доклад комиссара полиции президенту звучал сухо и казенно. Гард сам это чувствовал. В Доме Власти, среди строгих темно-коричневых стен, перед овальным столом с флажком президента, иначе и не звучали даже самые невероятные доклады. Они не могли вызывать здесь ни делового сочувствия, как в полицейском управлении, ни живого интереса, как у нормального уличного прохожего, ни вопля, как у обитателей виллы «Красные листья».

– Ясно, – сказал президент, когда Гард кончил. – Что вы думаете об этом, Воннел?