Двуглавый. Книга вторая - Михаил Иванович Казьмин

никак не на публике. Поэтому для публики остаётся только справедливость по отношению к изменникам и преступникам.

И никакого, заметьте, сарказма — именно справедливость самым наглядным образом продемонстрировали эти три судебных процесса, причём справедливость не абстрактную, а самую что ни на есть прикладную. Уголовникам из шайки Шпаковского — сдержанная строгость в обмен на правильное поведение на публике и холодно-расчётливое возмездие вдали от репортёров и зевак. Нечистоплотным дельцам и халатным администраторам из Михайловского института — обязанность полностью возместить казне нанесённый ущерб и подконтрольный труд как цена возвращения к нормальной жизни. А государственным изменникам — вся строгость, на какую способно умеющее защищать себя государство. Всё, как говорится, всё по полочкам, всё и всем по заслугам.

Но справедливость, как уже вскоре выяснилось, может проявляться вовсе не только в строгости. Внетабельного канцеляриста Елисеева вызвал к себе генерал Дашевич и тёзка на собственном опыте познакомился ещё с одной разновидностью справедливости — поощрением по службе. Впрочем, это самое поощрение шло, как оно часто бывает у мудрого начальства, в паре с заметным повышением служебной нагрузки. Ну да, инициатива наказуема, сам же недавно о том говорил.

— Не буду скрывать, Виктор Михайлович, вашей докладной запиской вы приятно меня удивили, — голос его превосходительства звучал мягко и покровительственно, — и не только меня.

С этими словами дворцовый комендант выбрался из-за стола, тёзке, раз такое дело, пришлось не только сделать то же самое, но и по какому-то наитию встать навытяжку.

— Его императорское величество государь Николай Николаевич поручил мне объявить вам, внетабельный канцелярист Елисеев, высочайшее его императорского величества благоволение, каковое и заверил собственноручною подписью, — на сей раз дворцовый комендант говорил громко и торжественно, словно возвещая открывшуюся ему высшую мудрость. Адъютант в чине поручика, до того убедительно исполнявший роль мебели, подал генералу солидного вида лист бумаги, даже на первый взгляд исключительно качественной. А уж если учесть, что именно на ней напечатано роскошным, со стилизацией под старину, шрифтом, а особенно написано от руки под текстом, ценность грамоты определялась далеко не одним лишь качеством её выделки.

— Рад стараться, ваше превосходительство! — гаркнул тёзка, вспомнив кадетские годы и отцовский батальон. Генералу, похоже, понравилось.

— Садитесь, Виктор Михайлович, — поощрительно предложил дворцовый комендант, снова заняв место за столом. — Что скажете относительно собственного участия в исполнении ваших предложений? Не пугайтесь, сразу возглавлять секретное отделение в Михайловском институте вам не придётся, — тут его превосходительство довольно хохотнул, не иначе, радуясь собственной шутке и наслаждаясь некоторой растерянностью подчинённого. Впрочем, а кто бы тут не растерялся? — Но вот временного командирования в секретное отделение от дворцовой полиции вам уж никак не избежать. Впрочем, подробности до вас доведёт в должное время надворный советник Денневитц.

Выражать радость, как, впрочем, и показывать ещё какие-то реакции за исключением, понятно, готовности выполнить любое начальственное распоряжение, тёзка не стал. Кажется, такое отношение его превосходительству снова понравилось.

— Что же, Виктор Михайлович, — генерал явно повёл дело к завершению, — я буду следить за вашими успехами. Вы уж меня не разочаруйте. Сейчас зайдите в Оружейную палату, там с бокового крыльца мастерские, вам вставят грамоту в рамку для лучшей сохранности.

По пути в Оружейную палату тёзка быстренько растолковал мне все выгоды и преимущества императорского благоволения. Оно, благоволение это, и само по себе идёт как поощрение, в том числе и в послужном списке, но ещё и сокращает на год срок, положенный здесь между награждениями. Смысл наличия самого такого срока от моего понимания ненавязчиво ускользнул, однако теперь следующую награду дворянин Елисеев сможет получить не через три, а всего-то через два года. Как по мне, маразм полный, разъяснить мне правильность такого положения тёзка не сумел, и даже сам, похоже, в той правильности усомнился. Да и ладно, как оба понимали, дел нам в ближайшее время хватит и без того, чтобы думать о наградах.

В мастерской Оружейной палаты изготовление рамок для таких грамот было, как оказалось, делом отработанным и стандартизированным. Уже имелся некоторый запас готовых рамок, так что дворянину Елисееву только и осталось, что выбрать устраивающий его вид багета из полудюжины предложенных, вставили грамоту в рамку прямо в его присутствии, и хвастался тёзка перед Денневитцем и Воронковым материальным воплощением высочайшего благоволения уже в таком его виде, что не стыдно было бы и на стену повесить. Правда, попросить Карла Фёдоровича посодействовать в присылке работника, чтобы вбил в стену гвоздь, тёзка постеснялся, да и не воспринимал он Троицкую башню как настоящее жилище, всё ещё надеясь как можно скорее вернуться на квартиру в Посланниковом переулке. А пока постоит грамота на книжной полке, ничего страшного.

— Итак, Виктор Михайлович, с почином! — провозгласил Денневитц и мы все втроём (вчетвером, конечно, но мы с тёзкой эту подробность опустим) дружно махнули рябиновой настойки на коньяке, ради такого случая Карл Фёдорович не только дозволил выпить, но сам же распитие и организовал. Разумеется, на гордое звание пирушки оно никак не тянуло — ещё выпили за то, чтобы первая награда не стала последней, на том и закончили.

— Учреждение секретного отделения в Михайловском институте — дело уже решённое, — пересказывал Денневитц последние новости, — буквально на днях последуют все положенные для такого случая распоряжения. Так что готовьтесь, Виктор Михайлович, вам предстоит самому и участвовать в делах отделения.

— И в каком же качестве, Карл Фёдорович? — поинтересовался тёзка.

— Вас будут командировать в отделение для решения тех или иных задач, что встанут по мере его действий, — ответом своим Денневитц вроде бы вносил пояснения, но в действительности напустил ещё больше туману. Что за задачи такие, что тёзка будет с ними делать, чего вообще от него тут ждут — у нас обоих не было на сей счёт ни малейшего представления.

— Я полагаю, задачи мне будут ставиться позже? — всё же спросил дворянин Елисеев. Спросил больше из желания показать своё отношение к напущенному туману, нежели с надеждой на ответ, но, как ни странно, ответ не замедлил последовать.

— Помните, вы говорили, что для развития и совершенствования ваших способностей необходимо систематическое обучение? — вернулся Денневитц к давнему, ещё до мятежа, разговору.

— И сейчас то же самое скажу, — уверенно заявил тёзка.

— Вот именно это и будет вашей главной задачей, — усмехнулся Денневитц. — А относительно иных задач ещё посмотрим.

А вот это нам с тёзкой понравилось. Очень понравилось. Уж