Приговорённые к счастью - Сергей Матвиенко

моя… – Адольф извлёк из коробки чёрную округлую капсулу и какое-то время любовался ею, бормоча: – Говорят, из Тибета. Врут, тех гор уже и нет. Разве что из духовного Тибета. Пусть так. Некогда сидеть на стену глазеть, ждать, когда накроет, как голодного Будду после миски риса, хе-хе.

Адольф ловко – бравируя – закинул капсулу в рот.

– М-м… скоро начнётся, – смакуя, произнёс он и весело глянул на беспокойного соседа, – «Что это значит?» А всё же ты дурак. Но это уже неважно. Это всё в последний раз. Говорю же: успей насладиться. Остались минутки, они что конфетки. Я решил: буду молчать. Мы справимся: я и моя конфетка. Ждём, ждём… Конец мира. Порог вечности. Уйду достойно, чтоб последний миг – самый лучший, чтобы лучше жизни. Один запомнится и всё сотрёт, растянется в неизъяснимое вечное наслаждение. Мстят мне? Дураки, мерзавцы! Меня ждёт одна невыразимая сладость, вечный миг вселенского кайфа… – выдав порцию высокопарной бредятины, Адольф улыбнулся и добавил: – А их… их, хе-хе, дурацкая радость напоследок. Кое-что он для них придумал, хе-хе.

Он прикрыл глаза, прислушиваясь к себе. Опять поёрзал, кхекнул и смерил Бальтазара пренебрежительным взглядом.

– Хе-хе, не успел кое в чём признаться, – зачастил он, желая успеть высказаться. – Помнишь, мы сбежали от полячишек? Думаю, расскажу тебе всё, но свиното Бенито помешал, – вздохнул он и снова хихикнул. – Это я подбил твою ведьму на делёж имущества. Наплёл ей всякую дичь. Всему, дурёха, поверила! А как тебя спровадили – ну, так подумали, – так отбивку ей прислал посмеяться. Вот же дура! Поделом ей! Ну и тебе заодно.

– Зачем? – спросил Бальтазар, скрыв, что знает об этой его проделке.

– А я недобрый, – скривился Адольф. Пошамкал ртом, облизался и добавил: – Хотя вру: босс приказал. Я ему про тебя доложил, портретик нарисовал. Он и узнал, кто ты: тот самый бедовый поп-скандалист. Прославленная личность. Инквизитор! Ах-ха-ха! На всякий случай разузнал, чем тебя можно подцепить. Правда, вышло слегка наперекосяк, хе-хе…

– Что вышло? Говори! – поднял голос Бальтазар, борясь с желанием хорошенько пнуть дурака.

– Вышло, что всё равно ты здесь оказался, хе-хе. Напрасные хлопоты! Тебя к нам не ждали, а ты припёрся. Я чуть умом не двинулся, когда тебя увидел. Подослали! Вынюхивает! Ну и порешили… А что делать?! Ах, как же мой чёртов босс ради тебя расстарался… чтобы со всеми удобствами и на позитиве. Всё за свою карму переживает. До того как твоего русского нашли, всё рыдал: «Ах, запятнал карму, ах, из-за этой ведьмы невинный человек пропал в вечности несчастным!»

– Вернер хотел от меня избавиться, поэтому уничтожил полётную капсулу? Неким «сверхсветовым взрывом», так? Чтобы я, как Руман, с концами пропал? – спросил Бальтазар, глядя на безумца со смешанным чувством жалости и отвращения.

Тот помолчал с довольным видом, усмехнулся.

– А, вот ещё! Когда гад чубатый наше чудо-оружие из лаборатории спёр своих полячишек почикать, так он даже слушать не стал, как я тебя под трубу подводил. Уши заткнул! «Сам, сам, меня не впутывай!» Идиот!

– Как действует оружие? – живо спросил Бальтазар, переборов страх перед скорой развязкой. – Труба эта?!

– Откуда я знаю? – пожал плечами Адольф. – Какой-то вакуум-сракуум… Был Руман, и нет его. Навсегда, – он отмахнулся. – Отдыхай, не напрягайся.

Прикрыв глаза, он поёрзал и затих, прислушиваясь к себе.

– Вот-вот начнётся. Счастье близко.

Адольф ещё поёрзал, усаживаясь поудобнее, приоткрыл глаз и, прищурившись на Бальтазара, опять облизал губы.

– Я так-то человек не злой, – торопливо заговорил он, откинув со лба волосы. – Обычный. Просто не повезло со временем и местом. Отбили голову на войне, совсем, хе-хе… – он потёр глаз. – Я, конечно, могу дать слабину и всё как есть выложить. Но нет. Не хочу суетиться, волноваться и биться, как муха о стекло. И тебе не советую. Вижу, боишься. Не надо! Да не запечатлей в своей вечности мирскую тревогу! Хе-хе. Это грех на карму. Хотя какая карма?! Всё! Финальный круг, сходим с карусельки…

Адольф неистово почесался и вдруг выкрикнул:

– Слушай меня: всё будет хорошо! Да, будет немножечко больно. Тебе, не мне. Но ты постарайся уйти в вечность достойно. Я дам пример. – Он шептал с полузакрытыми глазами, едва заметно раскачиваясь из стороны в сторону: – Попытайся ощутить настигающую нас великую пустоту небытия. Не противься, раствори в ней свою гордыню, свою якобы самость. Стань ничем – дыркой внутри нуля и вылей себя через неё. Так ты станешь по-настоящему вечным, сопричастным всеединой пустоте и вечности.

Адольф закрыл глаза, положил руки ладонями кверху на разведённые в стороны колени, свёл пальцы кружочком.

– Чую схождение. Начинается. Три, два, один, ноль, пусто… – произнёс он и замер, прекратив раскачиваться, как кобра перед дудочкой йога.

Бальтазар в испуге огляделся, но пока ничего не происходило. Неподвижный Адольф усердно делал бесстрастное лицо, но это было одно притворство: он легонько морщился, вдыхал, выдыхал, снова пытаясь успокоиться. Не получалось. Под нацепленной маской спокойствия словно зудело, и через неё всё отчётливее проступало страстное ожидание настоящего умиротворения.

Тихо заскулив, кряхтя и морщась, Адольф распластался на полу.

Вдруг что-то послышалось. Началось! Вскочив, Бальтазар хотел броситься к бывшей двери, биться в неё, звать на помощь, но не смог. Крик застрял комом, ноги онемели и словно приросли к полу. Он ясно различил тихое и от этого ещё более страшное шипение, будто к ним вползало неведомое и невидимое чудовище.

Прислушиваясь, Бальтазар закрутил головой, пытаясь отыскать источник зловещего звука. Сверху, шипело оттуда… Он поднял голову и всмотрелся. И сразу по глазам ударила режущая боль. Он вскрикнул. Хлынули слёзы, попытавшись вымыть жгучий яд из-под обожжённых век. Перед глазами помутилось. В горле запершило так, будто туда вонзилась сотня гвоздей. Камера в один миг превратилась в эшафот палача. Сообразив не дышать, с силой сжав веки, он кинулся к двери, но тут же споткнулся о распростёртое тело.

Падая, на миг приоткрыв глаза, он увидел, что под ногами змеёй извивается переползший сюда Адольф. Вряд ли тому было так хорошо, как он рассчитывал. Похоже, он бился в агонии, катаясь по полу, бормоча и вскрикивая. Бальтазар грохнулся рядом.

– Обманул гад, и меня обманул, – всхлипывал и причитал Адольф. – Что-то не то подсунул. Всё чую, каждым нервом трепещу, антинирвана, боль, страх, ненависть. Скотина. Боров. На пороге вечности отомстил. Молодец!

«Зачем? Ответишь же! – со злым недоумением подумал Бальтазар. – Вряд ли это Вернер – у того карма. Самоуправствует боров».

Вдруг его осенило: «Сунул нос в Елизаветин отчёт, позаимствовал идею. За ночь состряпал?! Уж не там ли, где наркотик варят?! Взять бы тебя за жабры и на допрос…» Но никакого удовлетворения замечательная догадка не принесла.

Более не выдержав, он приткнул