Приговорённые к счастью - Сергей Матвиенко

и та растревоженно загудела. Добавил ещё раз, другой, третий; забарабанил по металлу кулаками, схватил с пола обломок шпаги и застучал эфесом; отскакивал назад и с размаха пинал равнодушную стену каблуком; он звал на помощь, кричал, чтобы открыли… Всё тщетно.

Внутри камеры стоял оглушающий гул и грохот, Бальтазар не слышал собственного истошного крика; от его ударов стена, казалось, ходила ходуном. Ему послышалось, что в ответ к его грохоту примешивается другой – мерный и сильный. Он замер. Бах, бах! – громыхало сзади него. Развернувшись, он увидел, что это балует Адольф – бьётся о стену головой.

Тот сразу же прекратил, повернув к сокамернику раскрасневшееся лицо с набухающим кровоподтёком по всему лбу.

– Ты ещё головой постучи! – закричал Адольф. – Идиот!

От его мощных ударов одна из фотографий сама отклеилась и скользнула на пол ему под ноги. Адольф шаркнул мыском, отбросив её в сторону.

– Здесь полная звукоизоляция. Дошло? Аб-со-лют-ная! – по слогам проговорил он. – Пока не сделали, пару раз меня освобождали, так сильно я орал и бился. Уходили неудовлетворёнными, хе-хе. Старый фокус больше не работает. Да они уже и разошлись, небось… И связь глушат, никаких тебе прощальных звоночков. Ты проверь.

Бальтазар вытащил телефон – нет связи! Как такое возможно?

– Это ты всё подстроил?! Завлёк сюда через дружка! Ваш босс дал задание?! – заорал он в полном смятении и осел по стенке на пол.

– Конечно, я! – обрадовался Адольф. Скорчил нелепое лицо и похлопал глазами, по-дурацки улыбаясь. – Кто же ещё?

– Зачем?! Говори! – зверея, крикнул Бальтазар.

– Ты ещё спрашиваешь? – Адольф развеселился сильнее. – Кто, как не я? Кто, как не самая последняя сволочь? – он подмигнул.

Со свирепым лицом Бальтазар вскочил.

– Но-но, без глупостей! – Адольф схватился за табурет и попятился, тыркая ножками, чтобы тот не подступал. – Чего ты? Не надо… – заканючил он.

Порядком разозлённый, Бальтазар быстро шагнул к нему и отобрал табуретку. Да тот и не сопротивлялся. Лишившись оружия, Адольф сразу присел у стенки и отвернулся, в испуге закрывшись руками.

– Не я это, дубина. Не я. Шуток не понимаешь? Иронии слов? – завизжал он замахнувшемуся на него Бальтазару.

Но как бы ни велик был соблазн с размаху опустить на голову отвратительного Адика тяжёлый металл, Бальтазар не смог бы этого сделать. Упаси боже стать палачом. Даже для этого огрызка человека.

– Кто? – он отбросил табурет.

– Бенито, кто же ещё! – Адольф выглянул из-под руки. – Решил напоследок подшутить. Такой проказник. Хорошо, что жемчужинку не зажал, чтобы самому две умять.

Он встал, смело оттолкнул Бальтазара и отправился к своим фотографиям.

– Присаживайся, – бросил он из-за плеча. – Успокойся, насладись последними минутами. Подыши каким-никаким воздухом.

Бальтазар ничего не ответил, подобрал табурет и принялся стучать им в дверь.

– Нет, ну серьёзно! – громко прокричал Адольф. – Осталось нам минут пять, или три, или две.

Прекратив колотить, Бальтазар, тяжело дыша, затравленно глядел на Адольфа.

– Сядьте на стул, и я расскажу сказку, как всё кончится. Заметили, я к вам уже на «вы», со всем уважением? Хе-хе… – похихикал тот.

Сорвав со стены фотографию с самым наивным и добрым лицом во всём ряду, как припомнил Бальтазар, Адольф поглядел на неё в нерешительности и, вместо того чтобы порвать, пустил её в кружащийся полёт.

– Уделю минутку. Но не больше, мне ещё в астрал нужно успеть… – Адольф звонко рассмеялся, вытащил из-за пазухи коробочку и потряс около уха, с довольным видом слушая, как чёрная капсула бьётся о бока картонки.

Бальтазар словно в забытьи, без единой мысли в голове, послушался. Поставил табуретку на прежнее место в центре и уселся.

Адольф, обойдя к тому времени всю галерею, стоял в раздумьях у последней фотографии. Протянул руку, решительно сорвал, но вдруг всхлипнул, поцеловал её и сунул под робу напротив сердца, защемив под пуговицу.

– Муттер… – нежно огладил он спрятанную фотокарточку.

В других обстоятельствах Бальтазар, наверное, счёл бы это наблюдение забавным. Без всяких чувств он припомнил на том фото крупного пучеглазого младенца в колготках и распашонке у матери на руках.

– Не люблю этот стульчик. – Адольф с неприязнью поглядел на табуретку и уселся со скрещёнными ногами подле Бальтазара на бетонный пол. – А тут чуть дольше и чуть прохладнее, – добавил он со смешком, обхватив ладонями колени.

Уставившись в стену, он затих и закрыл глаза.

– Меня спасут! – вдруг воскликнул Бальтазар. Его перестала колотить дрожь, он успокоился. – Узна́ют, как пропал, и вытащат. Дочка снова воскресит, да хоть через тысячу лет. А если вместе с друзьями, так и раньше. Больно тебя казнят? Хотя постой, что ты хотел мне рассказать?

Адольф, сидящий с прямой спиной и со строгим и непроницаемым лицом, некоторое время молчал, но, не выдержав давления чужого внимания, открыл глаза и покосился на Бальтазара.

– Хотел тебе сказать, что больше ничего этого не будет. – Он распростёр руки ладонями вверх с такой торжественностью, как если бы удерживал в них всё мироздание. – Не воскресят ни тебя на суетную жизнь, ни меня на муки вечные. Какое счастье! Спадут все с колеса сансары и полетят в блаженную темень пустоты небытия и нерожденья.

Бальтазар нахмурился: и этот несёт ту же чушь, что и Фома. Дружки-недоумки. Он кашлянул.

– Смотрю, ты не понял, – ухмыльнулся Адольф. – Каруселька остановится, детишки слезут с лошадок и отправятся баиньки. Огни миража погаснут, станет темно, тихо и спокойно. Всё, конец вашему праздничку.

Он закрыл глаза и поднял ладони до уровня плеч, соединив указательный и большой палец в букву О.

– Ну уж так и вечные, – не нашёл что сказать Бальтазар. – Много ли тех кирпичей осталось? Всё равно же счётное число?

Адольф покряхтел и открыл глаза.

– Счётное, счётное, – недовольно проговорил он. – Годы будешь считать, до конца не доберёшься.

Он снова закрыл глаза и мерно засопел, будто уснул.

Какая глупая смерть! Внутри дурного сна, который скоро обернётся кошмаром. И ничего не узнал. Бальтазар оглядел голые стены, пол в обрывках старых фотографий, тёмный, похоже, закопчённый потолок. Как же это произойдёт? Появится из ниоткуда, к примеру, палач в маске и с топором или какой-нибудь Зогх для пущего страха без маски? Начнёт махать дубинкой направо и налево, пугать и развлекаться, гонять их по камере. В боевом задоре заодно прибьёт и Бальтазара и ещё потребует с устроителей доплаты. Тогда-то и выяснится, что голов снято или разбито в два раза больше, чем нужно. И вторая голова – неизвестная.

– Долго ещё? Когда всё начнётся? – Бальтазар тихо позвал дремавшего. – Что ты хотел сказать? Про карусельки? Что это всё значит? Эй, очнись! Ты здесь?

Тот распахнул глаза.

– Здесь, – буркнул он. – Даже не отлучился. Самому никак не получается, уровень просветления не тот. Пора жемчужинку глотать. Конфеточка