Анри Лёвенбрюк - Синдром Коперника

Предъявив служащей мэрии журналистское удостоверение, я объяснил, что готовлю документальный фильм о подземных помещениях Дефанс, и получил кадастр, а также полное досье об обустройстве территорий, входящих в зону Пюто. Меня оставили в оранжевой комнатке за большим столом, в обществе двух пухлых картонных папок.

Я уже добрых полчаса разбирал кадастровые планы, когда почувствовал приближение второго приступа. На этот раз более сильного. Снова помутилось в глазах. Документы стали расплываться, двоиться, вскоре я почувствовал, как подступает знакомое нестерпимое головокружение, изматывающая головная боль. Я откинулся на спинку стула, чтобы не потерять равновесие, и зажмурился. Казалось, изо всех углов на меня волнами накатывают шепоты. Невнятные, они сплетались с неотвязными воспоминаниями: мои лжеродители, квартира Жерара Рейнальда, образы, фразы, беспорядок, смятение, это час второго Ангела, выпьете вина, Виго? Хозяин — настоящий филантроп, Фейерберг, и как бы большая гора, пылающая огнем, низверглась в море; мы с мамой скоро расстанемся, сынок.

Я встряхнул головой, чтобы прогнать эти голоса, которые все больше накладывались один на другой, превращаясь в настоящую какофонию. Нельзя поддаваться панике. Приступ пройдет, как и все остальные. Пройдет, пройдет, пройдет. Не надо кричать. А я кричу? Это я кричу. Я смотрю на свой «Гамильтон». 88:88. Все в порядке. Все в порядке? Я один в мэрии Пюто. Один в мэрии Пюто? За тобой следят. Камеры. Микрофоны. Повсюду. Тебя зовут Виго Равель. Тебя зовут?.. Хватит!

— Все в порядке, месье?

Я подскочил. Открыл глаза и узнал служащую, которая меня сюда привела. Полноватая невысокая брюнетка с завивкой. Она выглядела обеспокоенной.

— Да… да. Это все жара.

Я отер пот со лба.

Она прошла через комнату и приоткрыла окно.

— Мы уже несколько лет просим установить кондиционер. Терпеть с каждым летом все труднее… Хотите воды?

— Нет, спасибо, мне уже лучше. Благодарю.

— Вы закончили?

Я посмотрел на разложенные на столе планы:

— Нет… Еще нет.

— Хорошо, тогда я вас оставлю. Если вам что-то понадобится, я рядом…

Улыбнувшись мне, она вышла из комнаты. Я протер глаза, перевел дыхание и продолжил копаться в досье по обустройству Дефанс. Один за другим я изучал чертежи, схемы, пытаясь найти что-нибудь, похожее на подземные помещения. Но ничто не напоминало наш таинственный план, «Чрево». Нелегко было разбираться в этой кипе документов: местный план обустройства территорий, план землепользования, городские проекты благоустройства или долгосрочного развития, кадастр, проекты улучшения пешеходных путей между Дефанс и Пюто и, разумеется, детальные планы высотных зданий, общественных территорий.

Убедившись, что понапрасну просмотрел все планы, которые были в папках, я решил начать все заново. Возможно, из-за приступа я что-то упустил. Сейчас мне нельзя быть небрежным. С удвоенным рвением я переворачивал страницу за страницей, сравнивая их с копией плана, оставленной мне Лувелем. Ничего похожего.

И тут в комнате раздался звонок. Я не сразу сообразил, что звонит мобильный, который дал мне Лувель в конторе СфИнКса. «Этот телефон не прослушивается, у него хорошая защита. Но все-таки не злоупотребляйте им».

Поколебавшись, я вынул телефон из кармана и не без опаски принял вызов.

— Виго?

Я узнал голос Лувеля. Сердце сразу забилось ровнее.

— Да.

— Вы что-нибудь нашли?

— Нет еще, а вы?

— Ничего, — вздохнул он. — Совсем ничего. Проверил несколько раз. Здесь я уже ничего не найду. Я возвращаюсь. Встретимся у нас в конторе?

— Договорились. Просмотрю еще разок и еду к вам.

— Идет. Удачи, Виго. Будьте осторожны. До скорого. Значит, мы на ложном пути. Хотя реакция директора по связям с общественностью ЦОТД убедила меня, что мы не ошибаемся.

Для очистки совести я решил довести дело до конца. От чтения при слабом свете в тесной комнатке стали уставать глаза, и я уже задумался, а не считает ли служащая, которая меня сюда впустила, что я слишком засиделся. Через несколько минут упорного труда я прервался и потер лицо, чувствуя, что у меня сдают нервы. Я бы все отдал, чтобы выкурить сигарету. Но здесь явно не самое подходящее место. Из последних сил я погрузился в оставшиеся страницы, касавшиеся Большой арки Дефанс. Одну за другой я изучал их вдоль и поперек и тут заметил кое-что странное.

Маленькую деталь. Крошечную деталь, ускользнувшую от меня при первом чтении. Я вполне мог не заметить ее и в этот раз. Однако эта деталь имела значение. Я тут же понял, что кое-что нашел.

В планах подземных помещений под Большой аркой недоставало страницы.

Глава 71

Дневник, запись № 197: восемьдесят восемь.

Возможно, я поленился. Я покопался в восемьдесят восьмом году, надеясь найти там какие-то отголоски своей истории, хотя на самом деле мне следовало погрузиться в тайны самого числа.

Я вошел во вкус, но не уверен, что нашел хоть что-нибудь стоящее. Об этом можно говорить без конца!

88 — неприкосновенное число. Звучит впечатляюще, но на самом деле это просто математический термин. В общих чертах это означает, что 88 — целое натуральное число, которое не может быть выражено суммой собственных делителей любого целого числа. Первые неприкосновенные числа — 2, 5, 52, 88. Но это нам ничего не дает. Хотя я охотно верю, что оно действительно неприкосновенное.

Кроме того, это число — палиндром: его можно прочесть с обоих концов. Пусть так. То, что у моего дела двоякое прочтение, — это еще слабо сказано.

88 — это атомный номер щелочноземельного металла радия. 88 также и количество клавиш пианино, а еще — количество созвездий, границы которых установлены Международным астрономическим союзом. Оборот Меркурия вокруг Солнца — 88 дней… Ну и что с того?

На английском жаргоне 88 означает сексуальную позицию, которую мы называем 69. Вряд ли из этого удастся что-нибудь извлечь…

88, или Eighty Eight, — название американского города в штате Кентукки. А может, наш протокол был подписан в этом городе?

Вот что действительно интересно: 88 часто служит условным знаком для неонацистов. Дело в том, что H — восьмая буква латинского алфавита, поэтому число 88 означает для них H H — (Heil Hitler).[18] А что, если Протокол 88 как-то связан с фашистами? Почему бы и нет?

Но, как я уже говорил, когда во что бы то ни стало хочешь найти соответствия, всегда их находишь. Это закон больших чисел. Я же вижу одно: цифра 8, если ее повернуть горизонтально, — знак бесконечности. А 88 — две бесконечности, которые встают передо мной и бросают мне вызов с высоты своей вечности.