Контрольная группа - Павел Александрович Шушканов

– Допустим. Но тогда почему никто не знает о том, что вы выжили? Столько лет вы ждали, пока именно я возьмусь за расследование, чтобы внезапно появиться на пороге? Простите, Гэм, или как вас там, но в это я не верю.

Я вовсе не застал ее врасплох. Похоже, что именно таких вопросов она и ждала, хотя отвечать не спешила. Улыбкой поблагодарила официанта за расставленный на столике завтрак, предложила мне соль и аккуратно порезала омлет на ровные треугольники. Я следил за ее пальцами. Едва заметный шрам на тыльной стороне ладони – тонкая белая полоска. Следа от кольца все еще нет.

– Олег, – сказала она, сознательно опустив отчество, – я не внезапно появилась у вас на пороге, вы должны это понять. И скрывать то, что я была в той группе, у меня причины были. Очень серьезные причины, если хотите знать. Но вы хотите знать – я вижу любопытство в ваших глазах. Что до меня, да, я следила за вами. Я долго ждала, что однажды это дело выплывет и кто-то всерьез займется им, откопав из-под стандартных формулировок – «происшествие» и «несчастный случай» действительно интересные факты. Пусть даже этом занялся департамент образования, чтобы потом, понятное дело, похоронить их окончательно. Но прежде мы с вами разберемся что к чему, я расскажу много того, что вы не знаете и не можете знать, а вы поможете мне понять почему это дело так глубоко запрятано и не расследовалось десять лет. Так что у нас один интерес – правда. Предлагаю если не временную дружбу, то хотя бы такой же временный симбиоз, – она едва заметно подмигнула мне.

Я отодвинул от себя полупустую тарелку – бекон оказался недожарен – и покачал головой.

– Симбиоза не будет, Гэм. Такое партнерство должно строиться на доверии как минимум.

– На что это вы намекаете? – удивленно спросила она и потянулась к кофе.

– На что, что вы мне врете, – я подался вперед, чтобы не смущать посетителей маленького кафе обрывками нашего странного разговора. – В пропавшей в Пустом городе группы не было никого с именем Гэм.

4.Из дневника

Субботний школьный двор никогда не видел столько посетителей. Вместо праздных голубей тут бродили мы. Точнее, бродили другие. Я сросся с каменной ступенькой, нагретой солнцем, и разглядывал автобус, приветливо раскрывший багажное отделение. Рюкзаки, сумки и просто пакеты лежали на асфальте и на жухлой траве. Ждали водителя.

Кто-то бродил по узкому бордюру, пошатываясь на каждом шаге. Кто-то копался в телефонах. Другие сидели на сумках и наблюдали, прищурившись, как наползает на солнце темная масса луны. И довольно редкое событие, так впечатлявшее великих королей древности, проходило почти незамеченным, словно и не затмение вовсе, а так – банальность вроде радуги после дождя.

В утренних лучах поблескивала роса на нападавших на ночь листьях и рыжие пряди Марго, упирающейся спиной в дверку автобуса и прикрывшей глаза. На мгновение свет померк и надо мной скользнула тень. Рядом опустился парень в очках в круглой толстой оправе. Он надул пухлые щеки и кивнул на мой невзрачный и тощий на фоне набитых сумок рюкзак, но ничего не сказал. Видимо переводил дух. Я пытался вспомнить его имя, но не получалось. Он перевелся в класс из какой-то другой школы незадолго до того, как ушел я. Парнишка громко сопел и никак не мог уютно разместиться на размытой дождями и изъеденной временем ступеньке, из которой торчала крупная речная галька.

– Это ненастоящее затмение, – наконец сказал он. – Луна пройдет вскользь и совсем темно не станет.

Я угрюмо согласился. Хоть кто-то заметил, что темнеет не просто так.

– Хотите посмотреть? – парень вытащил из кармана кусок засвеченной фотопленки. – Только сложите вдвое, а то глаза болеть будут.

– Нет, не хочу.

Я откинулся на ребристые перила и закрыл глаза. Звуки смеющихся людей, шагов, шорох крыльев потревоженных голубей сливались в какофонию – дополнению к постепенно угасающему оранжевому свету, сочившемуся сквозь веки. Только голос собеседника выдавался из этого фона назойливым, но почему-то не раздражающим басом.

– А вы Никита Ломакин, да? Я вас помню. Мы недолго вместе учились.

Я усмехнулся и приоткрыл один глаз. Мой собеседник прижимал сумку к животу, словно на нее кто-то покушался и смотрел вдаль. Из-под коротких штанин синих брюк со стрелками выглядывали забавные желто-красные носки.

– Ты почему меня на вы называешь? – спросил я. Это и правда казалось очень странным и неуместным.

– Привычка. Мама говорила всегда что это правильно – малознакомого человека называть на вы. Иногда кажется, что это глупо, но привычка есть привычка.

– Она, наверное, учитель этики, – сказал я.

– Библиотекарь, – он протянул мне пухлые пальцы. – Кстати, я Марк.

Видимо Самойлов. Список я помнил почти наизусть.

– Приятно познакомиться, Марк и будь здоров, – я пожал его теплую руку и поднявшись отряхнул штанины. Во дворе собрались почти все из списка Дмитрия Александровича. Даже водитель уже дымил у дверей и деловито руководил загрузкой рюкзаков. Не хватало только самого Дмитрия Александровича. И Саши Калугиной тоже очень не хватало. Однажды я заметил, что только ее опоздания куда-либо меня абсолютно не раздражают. Опоздания других – категорически. И даже само слово было не особо приятным. Но в отличие от меня самого, всегда ухитрявшегося прибыть на полчаса раньше назначенного времени, Саша следовала совершенно обратной привычке и заставляла всех ждать, даже если в этом не было особой потребности.

«Почему ты всегда опаздываешь?», – спрашивал я ее в своих мыслях, каждый раз, когда наконец видел, что она торопливо приближается, напрочь игнорируя часы.

«Потому что тебя это раздражает», – отвечала она.

И даже на это я ухитрялся не сердиться.

Заметно темнело. Солнце все так же пыталось светить, но свет был каким-то красноватым, непривычным, словно кто-то поднялся до самого неба и вкрутил там более тусклую лампочку в целях экономии или просто из вредности. От этого двор казался старой фотографией подернутой сепией, с изъеденными солнцем и временем красками. Близняшки Кисловы сидели на скамейке и слушали музыку в одни наушники на двоих. Стройная Лиза в бейсболке, спортивных наколенниках и шортах, несмотря на очень прохладный день, и длинноволосый Антон. У них были одинаковые, торчащие над застежкой бейсболки хвостики, перетянутые одинаковыми резинками. И они почти синхронно покачивали ногой в такт музыке. Близняшки Кисловы оставались для меня загадкой. Их начавшаяся синхронно жизнь, продолжалась уже семнадцать лет на какой-то одной, доступной только им волне, в которой было место общим утренним пробежкам, молчаливым