Только об этом не пишите! - Sally KS

веса своим действиям, много рассуждали о православных ценностях и борьбе с врагами веры. Редактор Данилов прямо им сказал в свое время: пока этот отряд не получит медаль за свои благие дела, на публикацию может не рассчитывать.

— Зачем тебе? — поразилась Ева.

— Нужно, — коротко сказала та женщина. — Найди, пожалуйста.

Ну ладно… Ева поискала группу отряда в соцсетях, скопировала контакт и имя руководителя и отправила в сообщении. Каждый новый день страннее предыдущего, честное слово! Вот уже ее биологическая мать, которая открыто ненавидела любых борцов за истинные ценности, хочет о чем-то побеседовать с ними.

— И зачем нашей бабушке надо телефон ее врагов? — спросила она, понимая, что вопрос будет риторическим. Ребенку-то откуда знать…

Уля подняла на нее чистые голубые глаза и с недетской серьезностью ответила:

— Напустить их на других своих врагов. Что тут непонятного?

Глава 20

— Я не знаю, что такое ведьмино рясно, поэтому взял за основу кельтский торквес, шейное кольцо, — взволнованно сказал Артём. — Но там, если по уму всё делать, работы немало. Если бы ты мне дала хотя бы недели две…

— Нет у меня двух недель! — нетерпеливо перебила Лава. — И у тебя их нет! Сколько можно тебе объяснять! Показывай.

Он откинул край лежавшего на столе чистого льняного полотенца. Вот и готовое ведьмино рясно: кручёный разомкнутый обруч с завитками на концах. Что же… Просто, грубовато, но вполне даже аккуратно. Она думала, будет хуже. Но видно, что кузнец старался как мог, времени не терял.

— У меня шлифовальный станок для таких вещей не очень подходит, там надо другой тип, я украшения никогда раньше не делал, — оправдывался Артём, который, видимо, пытался угадать по выражению её лица, принимает ли она работу. — Но я…

Лава остановила его движением руки.

— Сейчас мы его проверим, — решила она. — Где петух?

— Отмокает в ведре третий час, как ты велела.

Да, времени потеряно много, а все из-за этого предателя. Впрочем, ситуация обернулась гораздо лучше, чем могла бы.

Пришлось выбираться из леса самостоятельно, от помощи Никиты она, конечно, отказалась. Когда он сказал, что отвезет ее обратно к Артёму, резко ответила:

— С тобой — никогда и никуда. Сама доберусь.

Теона стояла рядом с такой печальной понимающей улыбкой, что хотелось ей врезать. Наверняка она ощутила запах лаванды и липы и смогла сложить два и два.

— Ты заблудишься, — заявил этот негодяй снисходительным тоном. — Хватит обижаться, садись. Можешь сама Артёму всё рассказать, я тогда не буду.

Добрый какой. Лава с возрастающей ненавистью посмотрела ему в лицо и, четко разделяя слова, сказала:

— У нас, у журналистов, отличное чутье на человеческие беды, слабости, проблемы. Лучше всякого навигатора! Я себе антеннку подкручу в голове и доберусь куда мне надо.

— Но мы довольно далеко от Погорелова, — напомнил Никита. — Антеннка возьмет такое расстояние?

Да пошел ты… Лава резко развернулась и решительно пошла по тропинке. Понять, где пролегает трасса, было несложно — звуки, пусть слабые, долетали и сюда. Все-таки здесь не чаща и не бурелом, а дальше перелесок и поле, разъезженное сельскохозяйственной техникой, по нему и добирались сюда, а там уже и нормальная дорога. Лава убедилась, что скрылась из зоны видимости Теоны и Никиты, и вместо того, чтобы двигаться в сторону асфальта, зашла глубже в лес. Пусть они думают, что она идет на шум машин. Не может быть, чтобы у этой речки не было хоть пары глубоких мест…

Сделав крюк, она вернулась к весело бегущей воде и теперь двигалась вдоль берега. Когда дошла до большого серого камня, сердце радостно забилось: ну вот же! Камень был слегка нагрет майским солнцем, а зеленый мох лишь слегка лип к его подножью. Это место подходит. И здесь, похоже, довольно глубоко для такой речушки.

Она без колебаний разделась и постояла босыми ногами в траве. Слушала ступнями, как шумят земные соки, как суетятся в почве ее маленькие обитатели, как деревья и растения готовятся пустить по ветру семена… У реки дно песчаное и течение быстрое — значит, ила и водорослей мало. Очень хорошо…

Осторожно вошла в воду. Только бы хватило глубины… Сначала умылась, стоя лицом к солнцу, потом погрузилась в колючий холод до середины бедер, по пояс, по грудь, по шею и позволила реке нести себя по течению. «Пречистая река, прошу не шутя, прими меня как свое дитя, смой с меня щипоты, ломоты, хитки, притки и ветрены переполохи, дай мне сил твоих крохи… Бед моих семьдесят семь, унеси их все…» От знакомых с детства слов по коже побежало тепло, разглаживая мурашки и давая ощущение покоя и счастья. Она теперь чувствовала не холод, а лишь легкую прохладу, которая приятно освежала ставшее горячим тело. Ощутила, как дно ускользает, и осталось совсем чуть-чуть до полного погружения в воду. Чтобы только волосы, как темные водоросли, шевелились на поверхности. А потом нырнуть и исчезнуть на несколько мгновений…

«Река, река, в русле беги, меня береги, врагов моих не пусти, убери с моего пути и коренья, и каменья, и острые стрелы, и худое дело, и злые капканы, и черные раны…»

Она вынырнула, развернулась против течения и, продолжая повторять наговор, свернула к берегу. Вышла, отжимая волосы, растрепала их, чтобы быстрее сохли, и сладко потянулась. Теперь еще полежать на камне, подставляя обнаженное тело солнцу и ветру, пока не высохнет последняя капелька воды… Какое блаженство — смыть с себя все бесполезные запахи, чувствовать, как кровь начинает бежать быстрее, кожа задышала, руки и ноги стали горячими, сильными, а голова наполнилась особой сияющей пустотой, от которой даже перед глазами проносятся маленькие звездочки. И теперь, на что бы ни упал взгляд, всё обретает новые цвета и краски — более яркие, сочные, глубокие. А препятствия становятся полупрозрачными, малозначительными.

Из счастливого ощущения полёта её вернул телефонный звонок. Кузнец.

— Куда ты пропала? Я тут… ах, ты, чтоб тебя… петуха давно принес, этот черт меня клюнул уже трижды, сидит в мешке, орет, бьется, — говорил он, а голос его звучал то громче, то тише — видимо, пытался как-то справиться с агрессивной птицей.

— Решаю нашу проблему, — лениво проговорила Лава, еще не опомнившись окончательно. С каким-то особенным удовольствием она слушала недовольные птичьи вопли и возню. — Шкурай и потроши петуха пока и замочи его