Агент Их Величеств, часть вторая - Александр Н. Александров

алхимическая роба повышенной защиты, которую колдун в последние несколько дней носил не снимая.

И, разумеется, на Тренче не было ни единого пятнышка грязи.

«Хренов франт, – пронеслось в голове у Тука, – и вот перед кем ты здесь красуешься? Перед комарами?»

Но вслух сказал:

- Господин Тренч, тута такое дело... в общем, ребята уже на ногах не стоят. Как их не пинай, как ни ори – толку не будет. Доплаты не просим; дайте просто пару дней отоспаться, да начаруйте бочонок водки. И мы продолжим, зуб даю.

- Вы уже дошли до красной глины? – голос колдуна, как и его лицо, не выражали ровным счётом ничего.

- Ась? А, да, дошли. Сейчас как раз её и вымаем. Но это, сами знаете, всё равно, что замазку копать... И вот ещё, – он кивнул на застрявшую в грязи телегу, – колесо, в душу его мать... Подсобите, а?

Тренч, даже не повернув головы, едва заметно шевельнул пальцем, и телега, мягко взлетев в воздух, аккуратно опустилась на относительно сухой пятачок земли, при этом лошадь, похоже, уже привыкшая ко всему на свете, даже не дёрнула ухом. Тук перевёл дух; похоже, сегодня колдун пребывал в хорошем расположении духа.

- Продолжайте работать. – Тренч затянулся сигареткой и выпустил в холодный влажный воздух едва заметное облачко дыма. Теперь Тук заметил, что капли дождя как бы огибают колдуна, словно того окутывал прозрачный водоотталкивающий кокон. – Сегодня закончите раньше, а завтра посмотрим, что можно придумать с выходными. Я сверюсь... со своим графиком.

И он ушёл, точнее, уплыл, словно облачко серого дыма, гонимое холодным ветром, что с утра заметно окреп, и теперь даже здесь в чаще леса, налетал холодными мокрыми порывами, яростно трепля верхушки чахлых сосен и с оттяжкой шлёпая по лицу.

Только сейчас Тук понял, как он замёрз. Куртка больше не справлялась; липкая влага, казалось, пропитала всю одежду до самого исподнего. Кожа, раскрасневшись, горела, но контрабандист знал, что это обманчивое явление, и что через пару часов он будет трястись от холода.

«К дьяволу, – подумал он, – хватит на сегодня. «Заканчиваем раньше» – дык это может значить, «заканчиваем прямо сейчас». Сейчас протопим большой фургон хорошенько, высушим одежду, выпьем водки, а потом сразу спать. А то какая ж это работа, ежели ноги не держат...»

Виктор Тренч повернул ключ в замочной скважине и некоторое время слушал, как сложный механизм выкручивает притяжные болты, отключая герметизацию входной двери. Вентиль чуть повернулся; чмокнули уплотнители, и дверь приоткрылась, обдав колдуна волной ледяного воздуха в котором запах спирта мешался с запахами дезинфицирующих аэрозолей.

Он вздохнул, прочистил горло, и шагнул во тьму, что уже давно ожидала его внутри, не забыв, разумеется, запечатать за собой входной люк.

В маленьком тамбуре Тренч быстро разделся донага, сложил одежду в мешок на застёжке, и, спрятав его в тумбочке, облачился в тонкий белый халат из материала похожего на легкий полупрозрачный целлулоид. Сетка на волосы, марлевая повязка, прикрывающая нос и рот, тонкие прорезиненные перчатки. Рычаг с надписью «Санобработка» – рывком на себя.

Ожидая, пока убивающий любую патогенную микрофлору раствор, шипя, вырывается из потолочных форсунок, а часовой механизм, тикая, отмеряет время процедуры дезинфекции, Тренч, медленно и глубоко дышал, считая до пятидесяти пяти. Ему предстояла работа, ошибки в этой работе были недопустимы, поэтому нужно было успокоить мятущееся сознание.

Вот только сознание никак не желало успокаиваться; Тренча била дрожь, и дело было не только в холоде, что царил в медицинском контейнере.

Шипение, наконец, прекратилось, и дверь-гармошка отъехала в сторону, пропуская колдуна в главный медбокс.

Тьма и маленькие алые лампы, угольями тлеющие под потолком. Запахи: озон, алхимия, карболка, спирт, кровь. И слабый, но давно пропитавший здесь каждый уголок сладковатый дух разложения.

Большая часть свободного пространства медбокса была заставлена всевозможной машинерией: аппарат искусственного дыхания, в прозрачных цилиндрах которого с мерным шипением двигались вверх-вниз хромированные поршни, центрифуги, баллоны с кислородом, цилиндры с фреоном, автоматы в которых булькали, смешиваясь, целительные яды и смертоносные лекарства, потрескивающие озонаторы, тускло поблёскивающие в дурном красном свете стеклянные банки капельниц в напольных штативах...

И огромная кровать в центре, к которой тянулись трубки, гофрированные шланги и провода, кровать, на которой среди белоснежных простыней покрытых коричневыми пятнами гноя и алыми разводами крови лежал человек.

Руки, ноги, лицо – всё замотанно бинтами в несколько слоёв, кроме пары открытых участков на груди и шее, из которых торчали катетеры, и безволосой макушки, на которой серебрилась корона тонких игл, уходивших под кожу и черепные кости. Некоторые иглы были тоненькими трубками, некоторые – электродами, а некоторые проводили модулированные особым образом эфирные импульсы, но назначение у этого прибора (впрочем, равно как и у всех остальных в этой комнате) было одно: поддерживать жизнь в куске плоти на кровати.

- Привет, Тренч.

Самым жутким было то, что шипящий голос, доносившийся из-под чёрной каучуковой маски с «бантиками» эбонитовых вентилей, был, всё-таки, человеческим. Булькающим, хрипящим, словно захлёбывающимся в вязкой смоле, но человеческим, и в этом голосе явно слышалось легко различимое ехидное веселье.

- Добрый вечер... шеф.

- Называй меня сир. – Забинтованный обрубок на кровати затрясся в судорогах кашляющего смеха. – Смени фильтры в кровяном барабане и уменьши количество морфия. Он хорошо снимает боль, но мешает думать – не люблю... А, и увеличь содержание регенерирующих присадок в плазме.

- Тогда опять пойдут опухоли...

- Ничего, вырежешь. Главное – быстрее восстановить кроветворение и железы. Остальное уже мелочи.

Тренч молча достал из низкого стеклянного шкафчика стальной ящик, открыл его – шприцы и флаконы с препаратами сверкнули холодным стеклом из своих гнёзд – и отломал наконечник ампулы с лаконичной биркой «Раствор №1».

Из катетера брызнула вонючая полупрозрачная жидкость, но колдун не обратил на это внимания; он отламывал кончики ампул, набирал их содержимое в шприц, и медленно, поглядывая на наручные часы, делал вливания, стараясь, по возможности, максимально абстрагироваться от происходящего. Особенно мешала этому вонь; вонь и, почему-то, мерное пыхтенье дыхательного насоса: пш-ш-ш-ш! Вдох. Ву-у-уш-ш-ш-ш! Выдох. Грудная клетка под мокрыми бинтами поднималась и опускалась в такт мерному движению поршней в стеклянных цилиндрах – вверх-вниз, вверх-вниз...

- Как прошёл твой день? – едкое безумное веселье всё так же