Ли Киллоу - Кровные связи

Она плотнее обняла его.

— Он похож на покойника, Лин.

— Я вызову скорую. — Прозвучали шаги к телефону.

— Нет, — твердо сказала Ирина. — Нельзя.

Он открыл глаза и увидел, что Ирина одной рукой держит руку Лин, другой закрывает наборный диск телефона.

— Но вы ведь видите: он серьезно ранен. Ему нужен врач.

Ирина покачала головой.

— Мы сильны. И быстро выздоравливаем. Ему только нужна кровь. — Она повернулась и взглянула на Гаррета. — Человеческая кровь.

Гаррет сжался.

— Нет.

— Да. В таком деле кровь животных для нас бесполезна.

Фаулер застонал.

Ирина быстро подошла к нему. Перевернув его на спину и сняв свои очки, она села рядом и посмотрела ему прямо в глаза.

— Ты статуя. Ты не можешь пошевелиться, не можешь произнести звук, не видишь и не слышишь ничего, кроме того, что обращено непосредственно к тебе. — Вернувшись к Гаррету, она присела рядом с ним и взяла его лицо в свои ладони. — Послушайте меня, ребенок. Это не вопрос выбора. Это необходимо. Только человеческая кровь излечит вас.

Он закрыл глаза.

— Нет.

Она потрясла его.

— Глупо. Не обязательно брать кровь насильно.

Он открыл глаза и недоверчиво взглянул на нее.

Она улыбнулась.

— Тут выбор есть. Мы живем одиноко, но не в полной пустоте. Мы происходим от людей и остаемся связанными с ними — необходимостью пищи и общения. Отсутствие и того и другого приносит смерть если не тела, то мозга.

Как у Кристофера Строды, неожиданно подумал Гаррет.

— Разве не имеет смысла обращаться со людьми как с друзьями, а не как со скотом, и попросить их дать то, что нам необходимо?

— Попросить? — Он понял. Она спятила. — До кто же ответит «да»?

— Я, — сказала Лин. Он изумленно смотрел на нее, а она расстегнула воротник блузки. — Тебе нужна кровь: возьми.

— И мою тоже, — сказала бабушка Дойл. — Твоя жизнь через мать происходит от меня. Я хочу дать тебе ее снова.

Он повернул голову и с удивлением посмотрел на нее. Они серьезно! Но как он может впиться клыками в шею собственной бабушки? Или Лин?

Ирина сказала:

— Есть сосуды, где отверстия менее заметны, чем в сонной артерии. Например, плечевая артерия на локте или подколенная артерия.

Бабушка поднесла к его лицу руку. Она задела щеку, мягкая, в веснушках, пахнущая лавандой и теплой, соленой кровью.

— Возьми кровь. Не позволяй этому дьяволу победить тебя.

Не позволяй мрази победить. Думай о выживании!

Вспоминая эти слова, Гаррет повернул голову и поцеловал руку под локтем. Губы его нащупали пульс. Кровь. Он чувствовал ее, почти ощущал ее вкус. Кончиком языка нащупав место, где пульс был сильнее всего, Гаррет впился клыками в руку. Кровь хлынула в два отверстия… теплая и сладко-соленая, какой он помнил кровь девушки в автокатастрофе. В горле вспыхнуло восхитительное пламя, именно этого он всегда ждал. Он глотал снова и снова. Медленно к нему возвращались силы.

— Хватит! — послышался голос Ирины. — Отпусти ее. Отпусти.

Бабушка щелкнула его по голове. Он неохотно оторвался от ее руки.

— Мало, — возразил он.

— У нее ты взял достаточно.

Бабушка пригладила ему волосы на лбу.

— Я хочу тебе помочь, но присоединяться к тебе не хочу. Цена вечности слишком высока.

Рядом с ним присела Лин и протянула свою руку.

— Остальное возьми у меня.

Он склонился к ее руке.

На этот раз пил он не так жадно, чувствуя ритм ее крови, следя, чтобы не взять ее слишком много. Но голод его прошел, и он оторвался еще до того, как она проявила какие-нибудь признаки слабости. Он ждал проявлений отвращения или сожаления.

Но она улыбнулась.

— Теперь в тебе и моя кровь. Как ты себя чувствуешь?

— Все еще потрясен. — Плечо и бедро продолжали болеть. Но боль уменьшилась, а кровотечение совсем прекратилось.

Ирина протянула ему его очки.

— Хватит ли у вас сил, чтобы сообщить нам, какое же законное решение проблемы вы нашли? — Она указала на Фаулера.

Гаррет прикусил губу. Если он признает, что у него нет решения, она может настоять на своем. Но кататоническое состояние Фаулера вызвало у него мысль.

— Мы имеем возможность заставить людей забыть о нас. Я думаю…

Ирина прервала его, покачав головой.

— Наши возможности ограничены. Мы можем подействовать на память об одном дне, но нельзя заставить его забыть ненависть к нам. Она проходит через всю его жизнь.

— А если сделать его одним из вас? — спросила бабушка Дойл. — Тогда, чтобы рассказать о других, он должен будет выдать и себя.

— Я думаю, для него это будет безразлично, — ответила Ирина. — Как, Гаррет?

Он покачал головой.

— Я очень долго настолько ненавидел то, чем стал, что готов был привлечь к ответственности Лейн, на весь мир объявив, кто она такая. И при этом личные последствия для меня самого меня нисколько не волновали. Я приветствовал бы свою смерть.

— Я тоже, — сказала Ирина. — Я собиралась признаться во всем князю Евгению, как только отомщу Виктору. Я этого не сделала, но только потому, что к тому времени ожил инстинкт самосохранения. Но с англичанином у нас на это нет времени. Он выбежит на улицу, выкрикивая свои обвинения.

— Пусть, — сказала Лин. — В мире людей, как мой муж, больше, чем таких, как я. Кто ему поверит?

— Но даже если немногие поверят, это слишком опасно. Мы не можем допустить, чтобы нами заинтересовались. — Ирина вздохнула. — У этой проблемы только одно решение. Граня, вы и Лин отвезете Гаррета домой. Я тут останусь.

— Должна быть альтернатива, — возразил Гаррет. Он лихорадочно думал. Должно быть решение! Ясно, что людей гораздо труднее убедить в существовании вампиров, чем он думал. Это можно попытаться использовать.

— Прости, Гаррет.

Лин и бабушка Дойл поднимали его за руки.

Он оттолкнул их.

— Нет. Погодите! Что если… — Что если — что? Несколько мгновений назад у него появилась идея. Он пытался уцепиться за нее, ухватить в том хаосе, что царил в голове. Схватил. Да! Может сработать. — Что, если люди, которых он обвинит, способны выдержать проверку?

Ирина застыла. Он чувствовал, как она внимательно смотрит на него. Наконец она сказала:

— Объясните, пожалуйста.

Он объяснил.

Ирина задумчиво поджала губы.

— А если он нападет?

— Мы с вами будем поблизости и успеем вмешаться.

— Это помешает ему убивать снова?

— В том-то и дело! Как только будет доказано, что он лжет, он пойдет через систему правосудия, как самый обычный уголовный преступник.