Ведьмин корень - Ирина Владимировна Скидневская

она пошла к Джио, захватив с собой детские пакеты. Только услышав, что ему предлагают искать пропавших детей, Джио сразу согласился. Все вещи пахли одинаково, чем-то сладковатым, трогательным. Перед глазами вставала мутная пелена, а в голове было пусто – Джио ничего не почувствовал. Он так сильно расстроился из-за неудачи, что его неприязнь к Длит только усилилась, и, когда она уходила, он смотрел на неё волком.

2

У меня ветер в голове, думала Фанни.

Ветер свистел непрестанно. Она почти забыла детские голоса, которые различала в его завываниях ночью, теперь они возникали как редкие всплески, и всё же это было не так мучительно, как слышать те пять голосов, которые запомнились ей слишком хорошо…

Она не могла никому помочь и чувствовала себя предательницей. Свист ветра немного отвлекал от тяжёлых раздумий. Фанни сосредоточилась на нём и бродила по дому, не зная, куда себя деть. Неожиданно ей почудилось, что сила ветра ослабевает, когда она спускается со второго этажа на первый. Она немедленно поднялась наверх, и ощущения привели её к бабушкиным покоям. Айлин ещё утром уехала по делам. Убедившись, что в коридоре никого нет и её не видят, Фанни приложила руку к панели на домофоне и вошла.

Ветер свистел в картине, висевшей над кроватью Айлин. Фанни встала перед ней. Мать-кошка лежала под палящим солнцем, среди волнистых барханов, закрывая полгоризонта громадным пушистым телом. Фанни отошла к двери – свист уменьшился. Она залезла с ногами на постель и приблизила лицо к самому полотну. Справа ветер выл сильнее. Фанни разглядела крохотный… телефон-деревяшку, её угол торчал из картины, как маленький чёрный бугорок. Примерившись, Фанни подцепила его двумя пальцами и потянула на себя, но пальцы вдруг обожгла острая боль. Она вскрикнула, принялась трясти рукой, дуть на неё. Деревяшка наполовину высунулась из картины, и свист усилился, Фанни послышался чей-то голос. Она приблизила ухо к картине. Кричала женщина.

– Помогите… Пожалуйста, помогите…

Это было страдание, полный отчаяния крик.

Фанни с ужасом смотрела то на картину, то на свои обожжённые пальцы. Чувствуя, что больше не выдержит, она схватила подушку и шлёпнула ею по картине. Свист ветра и крики женщины стихли. С вытянувшимся лицом, Фанни присмотрелась – деревяшка лежала на песке внутри картины.

Фанни слезла с постели, машинально поправила сбившееся покрывало и ушла. В ушах снова звучали детские голоса.

…Ночью Айлин постучала в комнату внучки – в спортивном костюме и с большим фонарём, на другой руке висела парчовая сумочка.

– Мне нужна твоя помощь, Фанни. Что с тобой?

– Я всё время слышу голоса ребятишек…

– Ох, дорогая… Они плачут?

– Нет.

– Нет? – удивилась Алин. – Что ж, пусть хотя бы это нас всех утешит.

– Зачем ты пришла, бабушка?

– Оденься, пожалуйста, и пойдём.

Они тихонько спустились на первый этаж – охранник на посту крепко спал, положив голову на стол, – прошли по полуосвещённому коридору, через кухню – к леднику. Айлин отперла дверь кладовой, включила свет.

– Входи. Мы должны перенести её в надёжное место.

Увидев Сплющенную, Фанни оробела.

– Нет, бабушка, я не смогу, прости… Она такая мерзкая… Не хочу её трогать…

– Но я без тебя не справлюсь. Не дотащу, силы уже не те. Просто не разглядывай её. – Айлин достала из парчовой сумочки перчатку, а сама натянула на руку сумочку. – Так не будет скользить. Надевай перчатку, смелее! Ты почувствуешь, что она словно липнет к гладкой поверхности.

Они вынесли Сплющенную, держа, как лист картона, её плоское и довольно тяжёлое полумедвежье-получеловечье тело, спустились в подвал и повернули в противоположную от кабинета Даймона сторону, в ту часть подвала, что находилась под библиотекой. Айлин шла первой, освещая фонарём захламлённые залы. Чуть не наступив на чей-то пушистый хвост, Фанни вскрикнула. Она внезапно обнаружила, что их сопровождают все шестеро мурров.

– Тише, – шёпотом сказала Айлин.

Они двигались очень осторожно и наконец очутились у тяжёлой металлической двери. Там Сплющенную поставили на пол и прислонили к стене.

– Послушай – за дверью всё спокойно? – попросила Айлин.

Фанни округлила глаза и прислушалась.

– Вроде тихо…

Айлин положила ладонь на светлый квадрат в центре дверного полотна и шёпотом произнесла несколько слов. После щелчка она с усилием потянула за ручку, и дверь открылась.

Они втащили Сплющенную в огромное квадратное помещение без окон, с высоким потолком. Здесь всюду стояли стеллажи из железного дерева, на них стопками громоздились сплющенные фигуры. Как только они вошли, над дверью загорелись лампочки, осветившие пятачок у входа и конторку, на которой лежал раскрытый фолиант – журнал записей, а также несколько ручных фонариков, маркеры, спички, свечи, моток верёвки и коробка с бирками – каждая была сделана из двух плашек железного дерева, соединённых золотой проволокой. Когда мурры вбежали следом в хранилище, Айлин закрыла дверь, снова приложила к ней ладонь и произнесла несколько слов.

Стоя рядом, Фанни наблюдала, как Айлин, прикрыв рукой предыдущие записи в журнале, пишет:

Эпоха Сомнений, время Айлин. Лорна Буй, 26 лет, ведьма

Понадобились сведения о стеллаже, на котором лежал последний сплющенный, и Айлин отодвинула ладонь. Фанни успела прочесть: Эпоха Сомнений, время Павлины. Демон-молочник, возраст неизвестен… Время Айлин… и снова время Айлин…

– Твоя любимая Павлина, бабушка! Надо же… Я не знала, что при ней такое случилось. Ты говорила, она правила всего три года. И при тебе два случая?! Расскажешь?

– Не отвлекай, пожалуйста, Фанни, – попросила Айлин. – Мне хочется поскорее отсюда исчезнуть.

Она записала в журнал номер стеллажа, начертала белым маркером данные на тёмной шкуре Сплющенной, а потом они с Фанни отнесли и, поднатужившись, взвалили Сплющенную на полку.

– Осталось подписать бирку, и мы свободны, – сказала Айлин, возвращаясь к конторке.

Фанни не сдержала любопытства – взяла с бюро фонарик и, немного страшась, пошла по тёмным проходам между стеллажей. Лампочки в потолке вспыхивали и гасли, реагируя на её продвижение. В последнее время она усердно изучала старо-огастинский и теперь читала по слогам выжженные по старинке надписи на бирках, прилагавшиеся к каждой фигуре. Монстр… Демон-кошатник… Оборотень… Ведьмак… Убийца кошек… Ведьма…

Она дошла до противоположной стены. Здесь стояли древние стеллажи, воздух был затхлым, а от Сплющенных кое-где остались лишь груды трухи. В глаза бросилась надпись на ребре полки:

Эпоха Страданий

На одной из бирок она нашла поразившее её имя:

Эпоха Страданий, время Прасовиты. Фэрвор Фелис Монца, 45 лет, злостный отравитель

Фэрвор не отравился, промахнувшись с иглой, как сказал господин Даймон, – его казнила Сантэ! Фанни похолодела при мысли, что тоже могла бы лежать здесь, в компании с Лорной и Фэрвором, помеченная как злостная