Линн Шоулз - Заговор Грааля

Она угостила турка и его друзей обедом в небольшом кафе возле автобусной станции, расплатилась кредиткой, крепко пожала ему руку и поехала на такси в столичный аэропорт Эсенбога. Там она взяла билет до Кеннеди, с пересадкой в Хитроу.

Хотя ужасно не хотелось расставаться с сумкой, она решила сдать ее в багаж, чтобы не пришлось объясняться с турецкой службой безопасности насчет деревянной шкатулки. Сумка скорее пройдет досмотр, если ее не будет рядом. Оставалось только молиться, чтобы в шкатулке Арчера не оказалось взрывчатки или еще чего-нибудь, на что реагируют детекторы.

Коттен умылась в женском туалете аэропорта, но в самолете все равно ей было неловко, когда она села рядом с молодой женщиной, одетой в свежую синюю рубашку и отутюженные брюки. Женщина подчеркнуто отстранилась.

Коттен завернулась в самолетный плед; на горизонте разливались золотисто-пурпурные сумерки. Раздумывая, что за тайна лежит в ее сумке в глубине грузового отсека, она опустила шторку на иллюминаторе, закрыла глаза и погрузилась в беспокойный сон.

В британском аэропорту Коттен забрала сумку с транспортера и быстро проверила, на месте ли шкатулка. Очередь прибывших пассажиров тянулась к паспортному контролю на британской границе. Коттен крепко сжала ручки сумки, так, что ногти впились в ладонь.

К счастью, служащий, проштамповавший ее паспорт, не заметил, что она нервничает. Девушка направилась к таможне.

— Хотите что-нибудь задекларировать? — спросил таможенник, когда она поставила сумку на стол.

— Нет, — внутри все сжалось, когда мужчина вгляделся в ее лицо.

После паузы он произнес:

— Добро пожаловать в Великобританию, мисс Стоун, — и кивком показал, чтобы она проходила.

Коттен попыталась сглотнуть, но во рту пересохло. Она улыбнулась, взяла сумку и двинулась дальше. Может, удастся протащить ее на борт самолета до Нью-Йор-ка, а не сдавать в багаж. Не хотелось выпускать вещи из виду. К тому же сумка уже проделала полпути домой, не вызвав никаких вопросов службы безопасности.

Домой. Боже, как хорошо будет снова оказаться дома, подумала Коттен, проходя на посадку и поднимаясь на борт «Боинга-747».

Было пасмурно, дождь затуманил окно, когда самолет поднялся в воздух. Она услышала, как убрали шасси. Еще семь часов.

Как только погасла надпись «Пристегните ремни», Коттен стянула сумку с багажной полки и закрылась в одном из туалетов в хвосте «Боинга». Уселась на крышке унитаза и расстегнула молнию. Отодвинув кассеты, достала шкатулку.

На вид деревянная, тусклого черного цвета, старая и потертая, по бокам — несколько свежих царапин. Девушка попыталась открыть ее, но не нашла крышки. Странно, подумала она, непонятно, где низ, где верх, никаких петель или стыков. Но Арчер открывал ее и заглядывал внутрь. Ей запомнилось, как пристально он смотрел. Она встряхнула шкатулку, но ничего не услышала. Как же он ее открыл? Эта штука похожа на цельный кусок дерева. Что в ней такого важного, почему он потребовал, чтобы она ее забрала? Почему араб хотел из-за нее убить? Но больше всего ее тревожили слова Арчера. «Geh el спр». В конце концов она убрала шкатулку, вернулась на свое место и засунула сумку на полку.

В аэропорту Кеннеди Коттен быстро прошла таможенный и иммиграционный контроль. Пересекая оживленный терминал, она остановилась у банкомата, сняла деньги и вышла через автоматические двери на улицу. Зимний ледяной ветер Нью-Йорка ударил в лицо. В это время года на северо-востоке нет ничего хорошего, подумала девушка. Правильно, что она уезжала на праздники, подальше от снега и болезненного расставания с Торнтоном Грэмом. Коттен подозвала такси и забралась на заднее сиденье, пристроив сумку на коленях. Назвала водителю свой адрес в центре Манхэттена и откинулась на спинку.

Ей все вспоминались тревожные сны, приснившиеся в самолете. Никак не получалось от них отвлечься — забыть сырой запах древней камеры, оглушительный выстрел, все еще теплую кровь араба, бледную кожу и синеющие губы Арчера, его последнюю попытку поднять руку, его дыхание, когда он шептал: «Geh el crip». «Ты единственная». Не мог он сказать ей этих слов. Не мог. Но сказал.

Сквозь грязное окно машины она смотрела, как мимо проплывают искаженные очертания города.

Войдя в квартиру, Коттен оставила на автоответчике Теда Кассельмана сообщение о том, что вернулась. Она уже звонила ему из Анкары, потом из Великобритании. Но он все равно настоял, чтобы она позвонила, как только доберется. Наставник, заботливый друг — Тед очень рассердился, что Коттен так рисковала, и успокоится, лишь узнав, что она благополучно ступила на американскую землю.

Коттен полчаса простояла под горячим душем, потом взяла штопор и вытащила пробку из бутылки «шардоннэ». Наполнила бокал. Сегодня без водки. От вина ее всегда клонило в сон, а это сейчас самое подходящее.

Шкатулка Арчера стояла на кухонном стола. Девушка рассматривала ее, сидя в обеденном уголке и сжимая в ладонях бокал вина. Ни отметок, ни пазов, ни петель. Если там и есть стыки, они прячутся среди волокон дерева.

Она потерла шею. Мышцы болели, но душ помог расслабиться. Так прекрасно было ощущать, как по шее и спине льется горячая вода. Слава богу, кокосовый аромат шампуня помогизбавиться от запахов, которые, казалось, застряли в пазухах носа. Коттен отпила «шардоннэ», потом расстегнула заколку и отбросила влажные волосы назад, на банный халат.

Через несколько минут она поднялась и побрела в гостиную. На столе квартирный хозяин оставил накопившиеся письма.

— Счета и макулатура, — пробормотала она, собираясь смахнуть все в ящик. Там, частично заваленная еще более старой почтой, лежала фотография Торнтона Грэма в серебряной рамке. Коттен засунула ее туда накануне отъезда в Ирак. Их связь была ошибкой. Она отодвинула конверты, открывая его лицо.

Торнтон Грэм был ведущим новостей на CNN, на него смотрела за ужином вся страна. Красивый, уверенный, опытный — и женатый. Когда она получила свое первое задание на канале, именно он особо отметил ее работу. Его обаяние и красота ошеломляли ее, она им восхищалась.

Коттен запомнила первую встречу с Торнтоном — в прошлом году, под Рождество. Обычно она ходила на работу пешком, но в тот день взяла такси, потому что тащила украшения. Чтобы не ходить сто раз к машине, она взяла две коробки, перекинула через плечо сумку и ухватила пакет с голландскими шоколадками, которые собиралась положить в вазу на столе. Привратник придержал ей двери и помог донести все до лифта. Но, шагнув в лифт, Коттен задела дверь, и сумка соскользнула с плеча. Кто-то сзади поправил ей ремешок. Она обернулась, чтобы поблагодарить, заметив, что этот кто-то не торопится убирать руку, и уставилась прямо в лицо Торнтона Грэма, старшего обозревателя CNN. Ей удалось произнести «спасибо вам», но «вам» застряло в горле и прозвучало хрипло. Торнтон, явно польщенный ее восторгом, сверкнул своей знаменитой улыбкой. Коттен отвернулась, пытаясь казаться невозмутимой или хотя бы скрыть восхищение, но не удержалась и посмотрела на его отражение в латунных дверях лифта. А взглянув, смущенно заметила, что он смотрит на нее. Этот подъем длился вечно. Торнтон вышел на том же этаже, что и Коттен. Взял ее коробки и проводил до кабинета. А перед уходом пригласил пообедать. Так началась их пламенная любовная связь, длившаяся почти год. Теперь все закончилось — закончилось и осталось в прошлом.