Константин Соловьёв - "Канцелярская крыса"

Подобное проявление уважения польстило Герти. Привычный к тому, что лондонские «бобби» взирают на клерков весьма пренебрежительно, он тоже приосанился, рассудив, что колониальные порядки, как бы их ни ругали в столичных газетах, иной раз могут дать фору лондонским. Здесь, по крайней мере, уважают простых служащих, даже если они не увешаны орденами, как рождественская елка игрушками и не имеют полковничьих лампас.

— Мне надо попасть к новому месту службы. Буду очень признателен, если вы…

— Конечно, сэр. Сейчас подскажу, сэр, — с готовностью сказал полисмен, вытягиваясь, — Вы сейчас в Клифе. А вам, стало быть, надо в Майринк. Другой район. Это добрых миль пять. Лучше бы вам взять кэб или спуститься в метро. Так быстрее выйдет.

— Пожалуй, метро мне подойдет. Где ближайшая станция?

— В двух квартал отсюда. Вам туда, — и указал рукой.

Шагая в указанном направлении, Герти не мог избавиться от ощущения, что полисмен пристально смотрит ему в спину. Неприятное оказалось ощущение, словно дубинку торцом к позвоночнику прижали. Поэтому Герти с большим облегчением разглядел оранжевый указатель «Станция Клиф. Метрополитен Нового Бангора. Лошади, собаки и угольщики не допускаются».

Метро было не чета лондонскому, но при этом отделано с определенным старанием и даже вкусом. Спускаясь по широким каменным ступеням, Герти слышал доносящийся из-под земли лязг вагонных сцепок, звук, всегда казавшийся ему почти мелодичным.

«Станция Клиф» своими размерами едва ли могла впечатлить. Герти опустил пятипенсовую монетку в никелированный ящичек, тот коротко звякнул, разрешая выйти на перрон и присоединиться к джентльменам, ожидающим поезд. Еще за два пенса Герти купил в киоске свежий номер газеты, но читать его не стал, сунул под мышку. И улыбнулся, вспомнив слова мистера Пиддлза, своего прежнего начальника и секретаря лондонской администрации — «Настоящий джентльмен, даже если окажется выброшенным на берег после кораблекрушения, очнувшись, первым делом не начнет строить шалаш, а спросит номер „Голос необитаемого острова“ — и еще оскорбится, если номер окажется несвежим».

Коротая время в ожидании поезда, Герти с интересом разглядывал карту Нового Бангора, мастерски выполненную в две краски и нанесенную на стену. Если ей верить (а не верить у Герти не было оснований), весь город разделялся ровно на десять административных районов, и на каждый в среднем приходилось по станции. Разглядывать схему было не менее интересно, чем изучать контуры незнакомого континента.

Район Клиф Герти нашел сразу же — это была широкая подкова, опоясывающая порт. В таких районах, как он знал по опыту, редко располагается что-то интересное, они заняты портовыми складами, верфями, ремонтными мастерскими и прочим хозяйством, которым всякий порт обрастает с той же неумолимостью, с которой днище корабля обрастает ракушками.

Нечто похожее, тянущееся по окраине города, именовалось Лонг-Джоном, хотя, с точки зрения Герти, справедливее было бы назвать его Бесформенным Джоном[11]. Прочие названия мало что ему говорили — «Редруф», «Шипспоттинг», «Айронглоу», «Майринк», «Миддлдэк», «Форсберри», «Коппертаун», «Олд-Донован»… Все они были лишь невыразительными контурами на карте, способными вмещать в себе что угодно.

Заучив все названия на память, Герти принялся разглядывать станцию, но это занятие быстро ему наскучило: в этом отношении Клиф мало что мог ему предложить. Можно было бы почитать газету, но освещение было весьма тусклым, а зрением Герти привык дорожить. Профессиональный деловод бережет остроту своих глаз не меньше, чем опытный охотник.

— Скажите, далеко ли до Майринка? — спросил Герти у пожилого элегантного джентльмена с тросточкой, читавшего на лавке газету.

— Станции три или четыре.

— А долго ли ждать поезда?

Джентльмен пожал плечами, не отрываясь от газеты. За свое зрение он явно не беспокоился.

— Когда как. Обычно с четверть часа. Если эти бездельники не объявляют забастовку.

Герти достал из жилетного кармана увесистый медальон беккеровских часов[12], взглянул на циферблат.

— Ждем уже двадцать пять минут.

— Бывает.

Джентльмен с газетой явно не испытывал неудобства от долгого ожидания. Поэтому Герти удивился, когда тот встрепенулся и поднялся со скамейки.

— Поезд. Слышите?

Герти прислушался, и сам уловил звук приближающегося состава. Сперва это была едва различимая вибрация камня под ногами, но уже спустя несколько секунд она превратилась в далекий гул. Из темной норы, словно проточенной в бетоне огромным подземным червем, повеяло холодным воздухом. Герти поставил саквояж и чемодан поближе, чтоб не пришлось с ними маяться, заходя в вагон. Будучи по своей натуре человеком осторожным, он убедился, что стоит по крайней мере в пяти дюймах от жирной красной черты, проведенной вдоль перрона.

Что-то в приближающемся звуке показалось ему странным, но что именно, он и сам не мог сказать. Возможно, на здешние паровозы ставят более мощные двигатели, оттого приближающийся гул казался не монотонным, а рыкающим, неравномерным. Таким, который обычно не издает хорошо отлаженная машина.

Неожиданно странным образом повел себя пожилой джентльмен с газетой. Несколько секунд он, как и Герти, вслушивался в приближающийся звук поезда, а потом вдруг воскликнул:

— Святой Павел! Опять!

Герти собирался было проигнорировать этот возглас, чтоб джентльмен понял, каково это, когда твои слова пропускают мимо ушей. Но тот не собирался успокаиваться.

— Эй, вы, в котелке! Отойдите! Отойдите от рельс! Живо!

— Что такое? — поинтересовался Герти, и для верности скосил глаза. Как и прежде, от платформы его отделяло солидное расстояние.

Удивительно, но прочие пассажиры, ожидавшие поезда на перроне, и в самом деле стали отодвигаться подальше, опасливо придерживая шляпы. Гул тем временем все нарастал, и в какой-то момент стал даже не гулом, а дребезжащим рокотом, катящимся по тоннелю. Герти с неудовольствием отметил, что рокот этот делается все более и более пугающим. Было в этом дребезжании что-то зловещее, причем зловещее не на механический, а на животный лад. В нем не ощущалось монотонности, которая отличает работающие станки и агрегаты. Скорее, в нем было что-то яростное, хрипящее, рвущееся, что-то, на что не способен обычный металл…

Прежде чем Герти успел осведомиться, что происходит, пожилой джентльмен неожиданно прытко подскочил к нему и, сдавив предплечье, заставил отшатнуться от рельс. Герти открыл рот, чтобы поинтересоваться, какого черта он себе позволяет, но не успел.