Даром-2. Выплата - Яна Каляева

вон пара молодых ребят поспешно прячет под сидение пузырь пива…

На задник сцены наклеены картонные облака, солнышко и деревья — наверно, организаторы не успели убрать декорации от детского спектакля. На обычном офисном стуле сидит человек с акустической гитарой. У него простое лицо — нос картохой, глубоко посаженные глаза, небрежная светлая щетина; одет он в вязаный свитер. Человек берется за гриф, и только что гудевший зал мигом стихает.

Этот музыкант выступает под псевдонимом Веня. Его песни в моих плей-листах уже лет десять, но про этот концерт я узнал только сегодня, когда искал, чем стану развлекать Дину. Если бы не она, я бы сюда не попал — давненько не интересовался новостями культуры. Не знаю, сработает мой план или нет, но уже за одно это я могу быть благодарным Дине.

Мы попали на ироническую часть программы. Веня строит рожи и потешно закатывает глаза, изображая страдания отвергнутого возлюбленного. Песня исполняется с зашкаливающим пафосом:

Я прощаю тебе

Те четыре рубля

С мелочью

За крем-брюле

И за кебаб-люля

Не за что!

Я не люблю тебя

Ты нехорошая

Но, посуди сама

С твоей-то рожею…

Публика смеется и бурно аплодирует. Дина прыскает в кулачок.

— Веня, «Матушку» давай! — кричат из зала.

Музыкант чуть смущенно улыбается:

— Точно? Все хотите «Матушку»?

— Да-а-а! — кричат из зала. — «Матушку»! Давай, Веня, жги!

— Ладно-ладно, — Веня задорно улыбается. — Раз сами просите, то потом не жалуйтесь…

Пальцы нежно касаются грифа. «Матушка» — русская готическая баллада, начинается она лирически, а потом переходит в холодящий кровь хоррор. Веня — это театр одного актера, он рассказывает историю поочередно от лица наивной монахини, доброй матушки-игуменьи, зловещего мельника, которого никто никогда не видел, и его опасно-вкрадчивых подручных. Дина слушает, приоткрыв рот, лицо у нее сейчас совсем детское. В конце, когда Веня выгибается всем телом и переходит на разрывающий сердце крик, потому что юная монахиня оборачивается чудовищем.

Матушка, матушка, я боюсь полночи,

Матушка, на люди мне нельзя, милая,

Матушка, матушка, запри меня в комнате,

Вчера ночью, матушка, паренька убила я!

Матушка, матушка, запри меня в комнате!

Я сломаю руки о решетки оконные,

Я сломаю зубы о замки чугунные,

Запри меня, сука — ночь будет лунная!

Дина сжимает мою руку. Слушатели зачарованно молчат еще где-то минуту после того, как отзвук последнего аккорда замирает под сводами актового зала районного дома культуры.

Зал взрывается аплодисментами, Веня смущенно улыбается. Его наперебой просят рассказать сказки, прочитать стихи, и конечно же, спеть — и то, и это, и старое, и свежее — все обязательно. Веня никому не отказывает — поет и смешные песни, и меланхоличные, даже депрессивные, и лирические, и простенькие, почти детские. Концерт затягивается. В дверях возникает суровая дама и решительно потрясает связкой ключей. Слушатели дружно упрашивают не выгонять их, Веня, тряхнув волосами, играет нежную романтическую песенку, дама оттаивает и разрешает всем посидеть еще часик.

Ты да я — гости небытия

В забытьи теплоты да под теплом пустоты,

Утром рано — воды из-под крана, кляня

Приближение дня — самой страшной беды!

Вот и мы под прицелом войны.

Мы ни слова в ответ, мы ни слова взаймы.

Огоньки сигарет да в последний раз чай.

Полчаса до весны, уходящий трамвай.

Концерт заканчивается за полночь. Веню окружают друзья-приятели — мы с Диной дружно решаем не проталкиваться через их кольцо. Выходим в залитую густым лунным светом ночь. Пахнет ранней весной: едва распустившимися почками и свежеоттаявшим мусором.

— Почему я не слышала об этом музыканте? — спрашивает Дина. — Его нет в ротациях… и даже мерч не продают.

— Это же Веня! У него все по-простому.

— Странно, что песни… такие разные. Обычно музыкант работает в одном стиле, в одну целевую аудиторию.

— Веня — не профессионал, хотя играет и поет получше многих из них. Не хочет коммерциализироваться, рекламировать, вот это все. Кому надо, тот как-то находит его песни. А сам он работает, геологом, кажется. Его очень трудно уговорить приехать и дать концерт, это нам с тобой крупно повезло сегодня.

— Да уж… А давай-ка рванем на мост.

— Давай.

С моста открывается вид на исторический центр города. Церкви и стены кремля ярко подсвечены. Силуэт собора отсюда похож на инопланетный космический корабль.

Странно, вроде я часто проезжаю здесь, а на эту красоту совсем перестал обращать внимание. Замылилась она для меня. А ведь к нам туристов возят, вечно перед мостом пробка из-за их автобусов. Церковь домонгольская есть с барельефами, колокольня пятнадцатого века, фрески древние… Я совсем перестал это все замечать.

— Все жду, когда же ты начнешь капать мне на мозги, чтобы я вернула отцу Кипр, — грустно говорит Дина.

— Какой Кипр? А, документы… Совсем забыл про них, признаться. Но да, неплохо бы вернуть. Зачем они вообще тебе нужны?

Дина пожимает плечами:

— Да низачем не нужны. Но мне все низачем не нужно…

Девушка резко поворачивается ко мне, встает на цыпочки и тянется губами к моим губам.

Она правда симпатичная, но куда мне еще и это? Гарем я не потяну — работать некогда будет. Да и… не то чтобы дочка недоолигарха воспылала роковой страстью к пареньку с рабочей окраины. Как там Аля говорила — «расстройство привязанностей»? Так оно работает?

Беру Дину за плечи, мягко отстраняю. Отбрасываю назад упавшую на лицо прядь.

— Дина, ты же неглупая девушка и очень красивая. Почему же так низко себя ценишь? Зачем вешаешься на шею первому встречному? И разговариваешь, как малолетняя гопница… Я — чужой человек, случайный попутчик. Но, может быть, ты расскажешь, что с тобой происходит?

Дина