Цепи Эймерика - Валерио Эванджелисти

воды живым – может быть, почти бессмертным.

– Моя душа отделится от тела?

– Твоя душа уже отделена от тела. Quod divisum est divideri not potest.

В сердце Эймерика зажегся слабый огонек надежды.

– То есть я останусь самим собой. И буду жив!

– Конечно, ты будешь жив. – Старуха холодно смотрела на инквизитора. – Но потеряешь рассудок. Навечно.

М

ного часов спустя тело осужденного всплыло на поверхность кипящей воды. Вместе с полчищами тараканов, которых оно увлекло на дно, когда нанятый Семурелем палач бросил его в бездну.

Порыв ветра ударил несчастного по плечам. Тот зажмурился и снова открыл глаза, но увидел лишь тьму.

Коснулся рукой камня. Схватился за него, не понимая, что происходит. Вокруг все было окутано тьмой, но самый непроглядный мрак царил в его сознании.

Он выбрался на каменную плиту и, лежа на ней всем телом, пополз вперед, извиваясь и скользя. Попытался что-то сказать, но изо рта, набитого безвременником, вырвался лишь гортанный звук, который тут же утонул в вое ветра.

Хотел подняться и только успел встать на колени, как одна нога соскользнула в горячую воду. Он выплюнул безвременник и закричал. Истошный вопль, громче завываний ветра, эхом отскочил от стен башни.

– Кто я?

И снова:

– Кто я? Кто я? Кто я?

В ответ – тишина.

RACHE – Последнее кольцо

– Что вы об этом думаете? – спросил белый как полотно Лумис.

Главный врач выглядел уставшим.

– Не знаю. Без сомнения, это бред, но удивительно последовательный. Что очень нехарактерно для пациентов в состоянии гипноза.

Грузный священник, похоже, заснул, как случалось каждый раз, когда допрос прерывали. Измученная девушка-доктор опустилась на стул и сжала переносицу двумя пальцами.

– Бред, значит? – ответил Лумис. – А разве в бреду человек не говорит правду? Хотя бы какую-то ее долю?

– Да, говорит, – задумчиво кивнул Семурел. – Но в словах этого человека единственная правда – моя фамилия. Хотя, может, он вообще имел в виду моих предков. Фамилия древняя; здесь, в долине Аоста, сменилось не одно поколение Семурелей.

– То есть, – лицо Лумиса вытянулось, а глаза сузились в щелки, – вы не исключаете, что священник сказал правду?

– Что я могу вам ответить? Если рассуждать логически, то это невозможно, но он описывает такие подробности… Как тут не вспомнить о парапсихологии, метемпсихозе и тому подобном.

Из переговорного устройства раздался голос врача.

– Доктор Семурел, я могу закончить сеанс?

– Нет, – хмыкнул Лумис. – Пока нет. Вам нужно изменить подход. Заставьте его меньше вдаваться в детали, пусть излагает суть. О Средневековье мы уже достаточно наслушались.

Девушка посмотрела на него, не пытаясь скрыть неприязнь.

– Я подчиняюсь доктору Семурелу.

– Который подчиняется мне, – ухмыльнулся Лумис. – Не так ли, доктор?

Психиатр, казалось, не обратил внимания на эту колкость.

– Если можно, – попросил он доктора, – пусть опускает подробности. Нам важно узнать о его нынешней жизни.

Пожав плечами, врач склонилась над пациентом.

– Отец Хасинто… Отец Хасинто Корона… Вы меня слышите?

Священник открыл глаза. Казалось, ему совсем не мешает яркий солнечный свет, проникающий с улицы.

– Да, но я устал, – прошептал он.

– Мы скоро закончим. Расскажите, что происходило в вашей жизни после суда над Эймериком и как вы жили до сегодняшнего дня. Очень прошу вас быть кратким.

Пациент глубоко вздохнул. А потом заговорил – не спеша, размеренно. Без пауз.

– Меня заперли в камере, в подземелье замка Уссель. Когда магистра увели, пришла катарская старуха. Рассказала, что ждет Эймерика, рассказала об осаде Монсегюра и о том, что получится, если горячую сернистую воду смешать с безвременником. За два следующих года я больше не видел ни одной живой души, кроме слуги сеньора Семурела, который каждый день приносил мне еду…

– Не нужно подробностей, – еще раз попросила девушка. – Говорите о самом важном.

– Это нелегко, – со вздохом ответил отец Хасинто. – Может, обо мне забыли или просто не знали, что со мной делать. Я не был такой важной фигурой, как Эймерик, и, наверное, моя вина казалась им не так уж велика. Однажды слуга оставил дверь камеры открытой. Уверен, он сделал это намеренно. Я сбежал. Добрался до Прованса, хотел через Пиренеи вернуться в Испанию. С собой у меня был пакетик с семенами безвременника, которые я собрал в Альпах. Остановившись в Каркасоне, я познакомился с местными доминиканцами. Они с радостью приняли меня и восстановили мое членство в ордене благодаря заступничеству старого друга. По пути в королевство Арагон мне пришлось провести ночь в Лурде…

Лумис раздраженно махнул рукой. Врач заметила его недовольство и устало попросила:

– Отец Хасинто, пожалуйста, без подробностей.

– Но это важно! – запротестовал священник, на секунду оживившись. – Именно в Лурде я проглотил семена безвременника. Там было очень ветрено, а в пещере, где я остановился на ночлег, бил горячий источник. Я съел семена и окунулся в бегущий между камнями ручей, хотя не очень-то верил во всю эту историю…

Лумис резко отпихнул в сторону главного врача и схватил трубку телефона, хотя в этом не было никакой необходимости.

– Мы здесь уже несколько часов, – рявкнул он. – Хватит с нас подробностей о чудодейственных источниках! Заставьте его рассказать, чем он занимался в последние годы! У меня вечером самолет.

– Подождите, – неожиданно твердым голосом приказал главный врач. Лумис бросил на него злобный взгляд, но прервать не решился. – Подождите, – повторил Семурел. – Доктор, спросите пациента, знает ли он, почему колхицин не повлиял на его умственные способности, как это было с Эймериком и теми, кого он называет лемурами.

Когда девушка повторила вопрос, отец Хасинто улыбнулся.

– Все зависит от количества семян. Если они маленькие и сухие, как те, которые катары съели в Монсегюре, разум останется нетронутым.

– Потому что он не изменяет холинэстеразу, – пробормотал Лумис. – Граф и до этого додумался.

– Вы о чем? – спросил Семурел.

– Неважно, не обращайте внимания, – дернул плечом Лумис.

– Главный риск был в том, чтобы не произошло слияние с каким-нибудь животным. Но прежде чем войти в воду, я тщательно все осмотрел. А через много лет узнал, что Бернье, которого, как и меня, выпустили и тоже посвятили в тайну катаров, постигла ужасная судьба. В источнике, куда он окунулся, утонула собака…

Девушка заметила, что Лумис снова проявляет нетерпение. И предупреждая очередную вспышку гнева, сказала:

– Теперь, отец Хасинто, вы будете отвечать только на мои вопросы, без всяких отступлений. Вы меня поняли?

Священник прищурился и отвернулся от окна. По лбу его струился пот.

– Да.

– Почему сейчас вы иезуит, ведь много веков назад были доминиканцем?

– За три века я пожил во многих монастырях, и отовсюду, рано или