Река Великая - Максим Николаевич Николаев

приснились те же поминки: пыльные, душные и почти без слез. Дочки с невестками судачили сначала о ящерах, потом о своем, мужики молча утирали пот со лбов, и только внук бабушки Горбуновой — самому уже под полтинник, — выпивши, полез к Дашке с расспросами, пока Андрюха не отвел его под руку.

Во сне всё было так же, как на кладбище, только Андрей пил не компот, а вместе со всеми водку, которая была отчего-то на вкус соленой, как слезы. Всё пил, пил, и не хмелел. А потом вспомнил, что сестре в последний раз, как видел ее живой, поклялся завязать. Застыдился и проснулся.

Естественно, Андрей алкоголиком себя не считал и не думал, что у него есть какая-то зависимость. Был уверен: просто перестанет — и всё. Но каждую ночь в квартире на Завеличье ему снился алкоголь. Все подряд выпить предлагали, и один раз даже племяш Матюха с литрухой самогона за ним бегал: «Дядь, попробуй! Как лимонадик!» Возвращался в явь Андрей с какой-то холодящей пустотой в животе.

Своей Аньке он обещал то же самое, когда наутро после пожара приехал к ней из Малых Удов с вещами. Вещи все уместились в одолженном у Генки рюкзаке. Он сложил туда свечи зажигания, еще кое-что из запчастей по мелочи и одежду, что в ночь осталась сушиться на веревке: две футболки, джинсы, майки и несколько заставших еще нормальную семейную жизнь семейных трусов.

Вечером накануне пожара он вернулся домой из Ольгинской церкви в таком волнении, что кошелек с правами забыл забрать в избу из бардачка в салоне. Это их спасло. Остальные документы сгорели. Третью неделю Андрей ходил то в пенсионный, то в паспортный стол, то в миграционную, но на руках пока были одни справки.

«В связи с появлением в бассейне реки Великой хищных рептилий неизвестного вида МЧС рекомендует воздержаться от купания и не приближаться к берегу р. Великой и притоков», — такие эсэмэски уже несколько дней приходили на мобильный жены. Если бы это был фильм, Андрей повесил бы на стену цветную карту низовий реки Великой и отмечал места нападений красным маркером. У них там, в кино, наверно, у каждого цветной принтер есть, а у них с Анькой в хозяйстве даже черно-белого не водилось. Но карта была у Андрея голове. Малые Уды, дачи на Пристани с двумя пропавшими без вести за одни сутки, Большая Гоголевка — каждый день чудовища на пару километров опускались ближе к городу. Малая Гоголевка, где сегодня погиб глубоко пожилой, за восемьдесят, рыбак, считалась уже пригородом Пскова.

Крест вины был настолько тяжек, что Андрей даже к весу его прицениваться не стал, и в первую очередь винил в случившемся Власия, который по собственной дурости отворил эту калитку в ад, а за ним уже мошенника Александра и убийцу Нектария. Один в поле не воин, и если делать что-то, то только через органы. Визитка полицейского, который приезжал по зиме искать Юрку Семенова, валялась у него с Нового года в бардачке. Андрею он при разговоре понравился: молодой, интеллигентный — наверняка выслушал бы его, не послал с порога. Но бывшие подельники что на это скажут? За себя он не боялся, но жена-то и не подозревает ни о чем. Ей он ни про идола не говорил, ни про то, что пожгли его, а рассказал ту же версию, что и пожарному следователю: мол, с сигаретой заснул.

Анька, голая, рядом с ним на кровати откинула простыню до пояса. Полумрак в комнате — голубой от фонарей. Свет просачивается через тонкие шторы.

— До завода дозвонился?

— Дозвонился, — ответил Андрей вполголоса. — Там не требуются уже. Завтра по старым объявлениям пройдусь, мне пара приглянулась, я говорил.

Положа руку на сердце, сейчас до поиска работы ему было меньше всего: еще от похорон не отошел. Да и зарплату хотелось поприличней найти, а не бежать на первое свободное место.

Следом за женой Андрей сбросил с себя простыню, и в ноздри ему ударил запах собственного пота. Окушок, кот покойной сестры, запрыгнул на край постели и начал ластиться. Андрей протянул руку, чтобы погладить его.

Снаружи на детской площадке дерет глотки пьяная молодежь. В деревне у себя он быстро бы шпану разогнал, а тут лежи и терпи, пока кто-нибудь полицию не вызовет, или сами не угомонятся. Окно не закроешь, и с открытым дышать нечем. Все три окна в квартире глядят на южную сторону: первое — кухонное, второе — в их с Анькой комнате, и третье — в зале с балконом, где живут молодые парень с девкой из Печор. Если не пасмурно, то за день каменное жилище раскаляется как печь на дровах. Только если под утро чуть-чуть с улицы прохладой дыхнет.

* * *

— Нестяжательство — хорошо, по-христиански. Веротерпимость — современно. Но пить вина для чего столько, Господи помилуй?! Кагору в своей обители, небось, больше, чем вся Псковская митрополия вместе взятая потребляете. Как вы там говорили, реформаторы бражные?! Причастие полной чашею после заутрени и после вечернѝ! Вот и допричащались! Разве не было вам сказано, что не доведет до добра вас чаша сия, но доведет до греха и беды?!

— Было, ваше высокопреподобие, прости Господи. — Власий поднял лицо и повинно перекрестился на тройку икон над головой архиерея, одна из которых изображала Распятие, вторая — Троицу, а третья — Страшный суд. Священный триптих на стене был заключен в одинаковые золоченые рамы.

Заведующий отделом по межконфессиональным отношениям отец Фотий был крупный архимандрит с окладистой седой бородой. Из своего кресла он с осуждением глядел через стол на Власия. Деревенскому священнику в это время снова вспомнился посланник Господень, что по весне еще предупреждал его о том же. Не поверил ему, на свою беду. Еще, выпивши, позубоскалил потом на пару с Ерофеевной над нелепым видением.

У стены в кабинете стояли два массивных шкафа под старину: один с папками-регистраторами, другой с духовной литературой. Солнце проникало в кабинет через открытые жалюзи, отражалось в стеклянных дверцах и играло на золоченом наборе для письма на столе перед Фотием. Вокруг канцелярского набора были расставлены разные мелочи: пустая гжельская вазочка, образок Николы Угодника на подставке, странный каменный цветок и подсвечник в виде рыбы. На дальнем краю стола, в недосягаемости архимандритовых рук, почивал закрытый ноутбук с отпечатками пальцев на пыли.

— С общиной в Ящерах вы сейчас связь держите?

— По телефону беседовали один раз. Потом, когда выборы у них прошли, и Людмила Асича выбрали старейшиной, наш