Чудак на холме - Лев Юрьевич Альтмарк

пока наши мудрецы из отдела по борьбе с наркотиками доберутся до этого нового вурдалака, сколько молодёжи на улице загнётся? Вот перекроем полностью каналы поставок наркоты в город, тогда и Эли Тавризи можно будет со спокойной совестью сажать.

– А такое реально?

– Наверное, нет. Но хоть помечтаем.

– Так что за перестрелка у вас была, если никого, кроме Тавризи, на рынке наркоты сегодня нет?

– Мы ещё только начали в этом разбираться, но некоторые интересные вещи уже нарисовались. Сам понимаешь, ребята из отдела по борьбе с наркотиками многого не рассказывают, а мы, убойщики, ничего не сможем расследовать, если основательно не покопаемся в их секретах.

– Ну и?..

– После убийства Розенталя и в самом деле наступило некоторое затишье, потом рынок наркотиков вернулся к прежнему состоянию, но уже под единоличным присмотром Тавризи. Как мы и ожидали. И вдруг прошёл странный слушок, что Элиран Розенталь возвращается и грозит своему обидчику и конкуренту самой жестокой карой. В полицию об этом донесли сразу же, едва слухи пошли, но никто в это не поверил, потому что проводилась самая серьёзная судебно-медицинская экспертиза, и по его останкам был убедительно доказан факт смерти. В общем, никто из наших следаков всерьёз этот слух не воспринял. Может, решили мы, объявился какой-то новый деятель в их криминальном зоопарке, который пытается выйти на рынок наркотиков и хочет воспользоваться именем и авторитетом убитого пахана. Вполне вероятно, что это даже бывший участник его развалившейся банды, прибравший каналы поставок и возомнивший, что ему море по колено.

– Понятно, – подзываю официанта и прошу поменять пустые бутылки на полные. – Стандартная схема передела. Свято место пусто не бывает.

– Естественно, – соглашается Лёха, – однако есть одна маленькая непонятка. Все знают, насколько закрыты и недоверчивы даже друг к другу банды наркоторговцев. Уличная шелупонь, мелкие дилеры, конечно, не в счёт, их меняют каждые два-три месяца, а то и чаще. Но тут другое. Проникнуть в ядро банды и тем более занять место убитого главаря неимоверно сложно, практически невозможно. А у нас в Израиле это обычно закрытые семейные кланы… И вдруг ни с того ни с сего появляется какой-то новичок, и его сразу же принимают на ура…

– Не понимаю, что вас насторожило?

– До сегодняшней перестрелки – ничего. Шестнадцать трупов на вилле Тавризи – двенадцать из членов его семьи и охранников, и четыре – со стороны нападавших…

– А сам Эли Тавризи?

– Тоже наконец попал под раздачу – шесть пуль, три из них в голову. Туда ему и дорога… Но в руках у нас оказался один из недостреленных бойцов Розенталя. Нападавшие, видимо, посчитали его убитым и не забрали с собой, а наши медики сумели вернуть парня к жизни. Нам даже удалось провести предварительный допрос перед тем, как его увезли в больницу, и вот он-то и рассказал, что лично видел Элирана Розенталя в совершенно ином обличье. В том, что это был именно Розенталь, боевик клялся… Теперь вопрос на засыпку: как такое могло произойти?

– Ты хочешь сказать…

– Да, именно то, что ты подумал. Очень похоже на фишки, которыми некогда промышлял твой подопечный профессор Гольдберг. Имею в виду переселение душ с того света в тела современных людей.

– Ну, это, брат, фантастика! – беззаботно машу рукой и делаю большой глоток пива. – Там же был гипноз, а при гипнозе реально никто не бегает с пушками друг за другом…

– Ох, не знаю! – Лёха тоже отпивает из бутылки и мотает головой. – У меня ощущение такое, будто происходит что-то очень знакомое. Дежавю, мать его… А где, кстати, сейчас профессор Гольдберг?

– Ему же категорически запретили практиковать перемещения под гипнозом и попёрли со всех профессорских должностей, к тому же вкатали по решению суда тюремный срок, – мне всё ещё кажется, что Штрудель зарапортовался и в своей подозрительности сильно перегибает. – Да и это дела давно минувших дней.

Лёха разводит руками:

– Может, и ошибаюсь. Но проверить лишний раз не помешает.

– Как ты хочешь проверить? И что ты собираешься проверять?

Штрудель минуту размышляет, потом глаза его загораются, совсем как у кота, почуявшего сметану:

– А давай прямо сейчас смотаемся в больницу и ещё разок побеседуем с выжившим парнем.

– У тебя и ордер есть на допрос?

– Какой ордер, о чём ты?! – Лёха хитро усмехается. – Если возникнут какие-то проблемы, скажу, что я присутствовал при задержании этого парня, а тут появились дополнительные вопросы, которые не могут подождать до утра. Всё-таки я из убойного отдела, а трупов там было предостаточно. Отмазка полная. Рвение подчинённого поскорее разрулить ситуацию начальство всегда оценивает положительно.

– Мне завтра в командировку в Киев лететь, – начинаю ныть я, – хорошо бы выспаться. А ты меня в свой блудняк вписываешь! Я-то тут с какого боку-припёку?

– Не узнаю тебя, Даник, – начинает ехидничать Лёха, – раньше ты, насколько помню, рвал и метал, искры из-под копыт летели. Стареешь, что ли? Пора на покой?

– Погнали, – мрачно встаю из-за столика и бросаю рядом с пустыми бутылками купюру. – Где наша не пропадала!.. Пока пиво из нас не выветрилось…

К приёмному покою городского медицинского центра мы подъезжаем уже в сгустившихся сумерках. Лёха звонит куда-то и узнаёт, в каком корпусе и в какой палате находится наш подстреленный бандит.

У входа в палату дежурит полицейский с автоматом в руках, который, проверив наши удостоверения, тут же докладывает по рации начальству. Через минуту Штруделю перезванивает майор Дрор и без особого интереса принимается выяснять, что понадобилось заместителю начальника убойного отдела в столь поздний час от недобитого братка. Лёхины заверения в том, что ему не терпится поскорее закрыть дело с перестрелкой, начальника, кажется, удовлетворяют, и дверь в палату перед нами распахивается.

Внутри умирает со скуки ещё один полицейский, который, сдвинув три стула вместе и удобно пристроив свой рюкзачок под голову, лёжа играет на планшете в какую-то противно ухающую стрелялку.

– Надо тебя, приятель, с собой на ближайший вызов взять, – ехидно замечает Лёха, – там, может, и в самом деле постреляешь. А то скучно ему, видите ли, службу нести, драйва не хватает…

Но особой бдительности от охранника сегодня не требуется. Раненый бандит, молодой парень лет двадцати – двадцати пяти, прикован наручниками за правую руку и левую ногу к металлическим спинкам кровати. К тому же грудь, в которую он, вероятно, получил пулевые ранения, перебинтована от подбородка до пупа, свободная рука утыкана капельницами, а лицо прикрывает прозрачная кислородная маска. Зелёные экраны приборов у кровати тревожно мигают стрелками и цифрами, а сам виновник торжества находится в бессознательном состоянии.

Сразу же за нами в палату врывается